Ввиду отсутствия улик

Николай Лившиц:
начальник отдела ВСМЗ по связям со СМИ
livshitc
Может, вся разница между нами прошлыми и ими нынешними в том только, что их подлость засвидетельствована Интернетом, а наша - нет? Ну, не было тогда сотовых с айфонами. Да и кто сказал, что мы стали лучше?
ИСТОРИИ 5 января 2013, 10:08 49 10373
В каждой деревне есть свой дурачок. В нашем городке их было несколько. Звали их не по именам и не по кличкам, а как-то средне между тем и этим. Был, например, такой Калай Калаич (видимо, производное от Николая Николаевича), был Евгенич, был Ванёк, были другие. Все они имели свои особенности. Калай Калаич вечно разговаривал сам с собой. Евгенич денно и нощно пинал по улицам резиновый мяч. Он любил футбол. Когда на стадионе разгорались баталии, ему доверяли менять цифры на деревянном табло «Труд» - «Гости». Ванёк - рослый пацан - играл с дошколятами. Наши дурачки были безобидными. Когда мы дразнили их, швыряли в них камни, строили им рожи - они старались быстрее уйти, скрыться. Могли, правда, погрозить кулаком. Плюнуть в нашу сторону. А то и погнаться, если преследователи были чересчур назойливы. Но, даже схватив какого-нибудь субтильного шкета, визжащего и брыкающегося, дурачок над ним не глумился. Роль жертвы не предусматривала замашек палача. Тем более, когда вокруг свора врагов (им лупить дурачка небеспричинно - двойная радость). Отвесив быстро куцый пендель, дурачок срывался с места под свист и улюлюкание дворовой мелюзги.   Мы не охотились за ними, нет. Специально не выслеживали. Но когда они шли мимо нашего дома - срабатывал импульс. Какой-то инстинкт. Мы превращались в маленьких дикарей. Способных гнать, травить, унижать беззащитного. И не только дурачка. Просто дурачки были самыми слабыми. Кому он пожалуется - дурачок? Кто ему поверит - дурачку? Да он и показать-то толком не сумеет, кто его обидел. Обидчиков вон сколько. Семь, десять, может, больше. Это только в нашем дворе. А в соседнем? А в следующем?.. Видимо, ощущение физического превосходства над тем, кто слабее тебя, способно извлекать из темных уголков  души самое отвратительное. Так было в истории с одной девушкой из числа тех самых дурачков. Да какая она девушка - так, девчонка лет пятнадцати. Называть её не буду, скажу лишь: слава Богу, что в силу возраста не имел я отношения к той грязи, в которую погрузила её жизнь. Слышал только похвальбу знакомых, старших парней, о том, как они по всему городу отлавливали её (вот где была охота), куда волокли и что с ней делали... Когда позже читал «Преступление и наказание», то образ сестры старухи-процентщицы Лизаветы напомнил мне эту несчастную: «смиренная девка, чуть не идиотка... кроткая, безответная, на все согласная...».    Мы - мелочь - запретную черту не переступали. У нас были свои «подвиги». И не только по части дурачков. Преследовали, к примеру, ездящего на велосипеде старика с большим сизым носом. «Слива!» - начинали орать одни (указка на сизый нос), «Мока!» - подхватывали другие (фамилия его была то ли Мокеев, то ли Мокшин), и уже вместе: «Слива-Мока! Слива-Мока! Слива-Мока!». Он злился, делал страшные глаза, что-то кричал, но поймать нас не мог: велосипед не бросишь, а мы при любой опасности - в подъезд, в подвал, в кусты... Еще дразнили хромого Олежку. Он скакал за нами на костылях, волоча по земле парализованные ноги. Или вот - фабричные работницы. На нашу текстильную фабрику, самую крупную в области, вербовали барышень со всей страны. В том числе из Средней Азии. Говорят, при вербовке им врали, что из фабричных окон видна Москва. И они ехали - стройные, загорелые, с красивыми раскосыми глазами, порой еле-еле говорившие по-русски. «Чурки!» - выдавали мы заряд  «гостеприимства», «Куры!» - голосили вслед. Курами называли девчушек из общежития, а само общежитие - курятником. Долго там мало кто задерживался. Да и зачем? Москву гляди - не доглядишься. Труд ткачих и прядильщиц тяжел. Женихи предпочитали местных. И еще гнусный зуд за спиной: «Чурки! Куры! Чурки! Куры!». Полгода-год - всё, пакуют чемоданы.    Мы не были какими-то там оторви и брось. Не шантрапа. Не жиганы. Обычные дети. Пионеры. Школьники. Учились не хуже других, правда, и не лучше. На встрече выпускников через двадцать лет после окончания школы учителя даже всплакнули, вспомнив, какими мы были замечательными. «Не то, что нынешнее племя». И многие специалисты по юной поросли, когда в Интернете стали появляться ролики со сценами насилия среди детей, упорно заговорили о том, что современные малолетки более жестокие, чем их сверстники прежней поры. Это, мол, и понятно. Их жизненный путь не освещают образы положительных героев. Они не впитали сызмальства дух патриотизма. И это при том, что семья и школа утрачивают роль воспитателей, а общество равнодушно к социальным язвам. Может, это и так. Но, вспоминая иногда наш вой «Слива-Мока!», отирая мысленно слёзы на глазах Олежки, повисшего на своих костылях, возвращаясь к безобидным дурачкам, чьи лица теперь и припомнить не могу, я не спешу вторить обличителям молодежи. Не могу. Не имею права. Поскольку, может, вся разница между нами прошлыми и ими нынешними в том только, что их подлость засвидетельствована Интернетом, а наша - нет? Ну, не было тогда сотовых с айфонами. Да и кто сказал, что мы стали лучше? А?
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции