Ревизия надежд с солянкой

Николай Лившиц:
начальник отдела ВСМЗ по связям со СМИ
livshitc
О последнем поколении, воспитанном в духе социальной поэтики и государственного романтизма
ИСТОРИИ 20 ноября 2013, 16:04 10 6705

Из нас можно было сформировать отряд космонавтов, экипаж миноноски и небольшую сыскную бригаду. Мы готовились покорять космос, бороздить моря и участвовать в поимке бандитов. Порыжевшие тетрадные листы – вот что осталось от наших мечтаний. Где, на каких пыльных антресолях, в каком тёмном углу личного стола разыскала их постаревшая учительница, - одному Богу известно. Но вот эти тусклые бумаги – жёлтое пятно на скатерти, лежат между рюмкой и салатом по-гречески, напротив селедки под шубой и маринованных огурцов. Сочинения по теме «Кем я хочу стать», будь они неладны. Плоды необузданной детской фантазии, что б им. Украшение и изюминка вечера школьных выпускников, так их растак.

Толстый мальчик – завсегдатай районной библиотеки, он сидел слева от меня и ковырял вилкой грибную солянку с панировочными сухарями. Уже не мальчик, а вполне себе взрослый дядя. Уже не толстый, а просто обрюзгший. Уже не книгочей, а раб телевизора. Он стал первой жертвой нашей доброй учительницы. Его сочинение лежало сверху. Дрожащие от волнения руки классной тронули разлинованный лист, как величайшую драгоценность. «А вот что 30 лет назад написал Сережа Д.!» - зазвенел её голос. Что он мог написать? Что мог наплести этот близорукий мечтатель, чей библиотечный формуляр вобрал в себя весь каталог советской фантастики - от «Пятеро в звездолете» до шедевров Стругацких? Ага, он, конечно, бредил космосом. Он, само собой, рвался в иные миры. Он - посмотрите, посмотрите на него! - мнил себя наследником дела Гречко, чья улыбка грела его душу в передаче «Этот фантастический мир».

Теперь Сережа, Сергей Сергеич, - охранник. Московский сторожевой. Дежурит в фитнес-клубе. Говорит, неплохо устроился: сутки-трое. В тепле. Если что - можно подмениться. Это тебе не на железной дороге бродить меж вагонами - в больших сапогах, в полушубке овчинном… «Смотрите, он даже стихи писал, и какие зрелые! - умилилась учительница: «В поле растёт колос/ Его теребит ветер/ Мне надо лететь в космос/ В космос летают дети!». Сергей Сергеевич цвета панировочных сухарей виновато косился в тарелку. Ему сочувствовали. Над ним даже не смеялись. Банальная ситуация: тема охранника-космонавта удачно обыграна в фильме «О чём говорят мужчины-2». «Давай лучше выпьем, Серёга!» - тянулись к нему через стол бокалы.

«Мила, радость наша, ты хотела стать балериной!». Люда-Людмила-Мила-красавица, темные волосы по самое это, она ходила в гимнастику и запросто садилась на шпагат. Потом какие-то нелады в личной жизни, рой нудных и надоедливых мужчин, скучная работа в сберкассе. Каждый день считать чужие деньги, не имея достаточно своих, - это ли не пытка? Это ли не самое страшное наказание, спрашиваю я вас, презирающих офисный планктон финансово-кредитных учреждений? Тут запросто сведешь счеты с жизнью, а она отделалась язвой двенадцатиперстной кишки и хронической депрессией. «Твоё здоровье, Милка!» - звякнули бокалы.

«Валя! Валентин! Вот твоё сочинение - ты мечтал стать моряком и плавать на паруснике «Крузенштерн»!» На кораблях ходят, а он, Валька, и верно - плавает: долги, кредит, алименты. «Лёша! Физика была твоей стихией – ты готовился в МФТИ». Готовился, точно. И поступил. И закончил. И в полном порядке теперь: начальник таможенного поста в одном очень приличном городе. Правда, к физике отношения не имеет. «Саша! Все считали, что ты станешь писателем!». Пишет, пишет, запарился писать. Докладные, рапорты, служебные записки. Втайне от жены - дневник. «Галя, тебе светила карьера ученого!». За одного ученого двух неученых дают. За Галку можно дать три - она знает, как из кило мяса сделать три кило фарша: зав. производством, краса и гордость родного завода... «Юра!» Это меня. «Юра!» Сейчас, только фасоль дожую. «Юра!» Тут я! «Юра, ты помнишь, кем хотел стать?» Ну… Дайте-ка подумать. Летчиком? Танкистом? Водолазом? Кем же? «Как кем? Что же ты? Ар-хе-о-ло-гом!». Тьфу, забыл. Я ж обожал историю. Древний мир. Египет. Грецию. Шлиман из райцентра! Тогда думал – полжизни отдам, что б увидеть пирамиды. А в прошлом году был в Египте – не поехал. Пять часов по пустыне, жара, арабы, верблюды - ну их, остался в шезлонге. «Юр, за тебя!» - хором пропели бокалы.

Потом еще была несостоявшаяся актриса, зарытый в землю талант великого архитектора, сухопутный подводник… Вечер становился томным. Очень томным. Совсем не как в кино, где кот Людовик, Мэри Поппинс и мальчик с шариками. Солидные люди. Отцы семейств. Некоторые при должностях. В коем-то веке собрались. Увидели друг друга. Решили посидеть, поговорить. На тебе – поговорили. Ревизия надежд, роившихся в беспечных головах, наводила тоску. Наполеоновские планы, заставлявшие подниматься наши детские носы, оставляли в душе мутный осадок. «Вы умели мечтать! – растрогалась учительница. – Вы были последним поколением, воспитанным в духе социальной поэтики и государственного романтизма! Дальше всё не то!»

- А ты кем хотел стать? – выбравшись, наконец, на свежий воздух, вежливо поинтересовались мы у Димана, у Дмитрия Андреевича, человека и парохода, то есть олигарха и депутата (олигарх он по местным меркам, а депутат - самый настоящий, хотя и районный. В его ресторане и проходила встреча, им же частично оплаченная). - Что-то твое сочинение не зачитывали.

- Я своё сочинение еще тогда, в школе, порвал. С учительского стола взял и порвал. Профессия там значилась обычная - экспедитор. У меня дядька был, он водителем-экспедитором работал. Два раза в неделю на мясокомбинат в Москву ездил. За колбасой. Перед весовым контролем болванку чугунную килограммов в тридцать из грузовика - швырь! Заводские работяги ему за поллитру тот же вес колбасой нагонят. Дальше - обратный сценарий: на контроль, чушку в кузов и свободен. Через год дядька «Жигули» купил. Потом - сыну. В Болгарию съездил. И вообще… Ну, я и вывел в бумажке – экспедитор. А все, гляжу, в лётчики записались, в моряки. Стыдно стало – порвал.

- Великий ты человек, Андреич! Герой нашего времени! Это я тебе как бывший археолог говорю.

- И я! – качнулся к нему космонавт Серёга.

- И я! – икнул Сашка-писатель.

- Да ладно, чего уж. Обычный. Мы все учились понемногу… И в хорошие времена. Когда - помните, пацаны? - на дворе была сплошная социальная поэтика и этот, как его, офигенный государственный романтизм.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции