В начале марта 1905 года в Суздале закрывается знаменитая страшная тюрьма в Спасо-Ефимиевском монастыре. На свободу выходят ее последние узники. Среди них - старообрядец Херсонской губернии Федор Ковалев, приговоренный без суда к пожизненному заключению, он провел шесть лет в арестантском отделении и еще несколько месяцев в монастырской келье. Ковалев заживо закопал 25 человек, добровольно согласившихся умереть, в том числе свою жену, двух детей, сестру, брата и мать, которые не желали участвовать в первой всеобщей переписи населения Российской Империи 1897 года. Он должен был разделить их участь, но по воле судьбы вместо того, чтобы стать самоубийцей - стал орудием убийства.
ТЕРНОВСКИЕ ХУТОРА И ИХ ОБИТАТЕЛИ
Ковалев и его семья были старообрядцами часовенного согласия, не признающими священнослужителей. В Приднестровье род Ковалевых жил с конца XVII века, когда из центральной России староверы бежали от никоновской реформы. Усадьба их в 70 гектар находилась где-то под Тирасполем, в так называемых Терновских хуторах. На усадьбе располагался скит - что-то наподобие старообрядческого монастыря, в котором жило несколько женщин, в том числе старица по имени Виталия. Ковалевы занимались сельским хозяйством, владели гончарной и швейной мастерскими.
У Ковалева была 23-летняя жена Анюша, двое малолетних детей, 60-летняя мать Сименона, брат Дмитрий, сестра Авдотья. Соседом Ковалевых был Назар Фомин, у которого были жена Домна и 13-летняя дочь Поля.
ПЕЧАТЬ АНТИХРИСТА - ПЕРВАЯ ВСЕОБЩАЯ ПЕРЕПИСЬ
В XIX веке 12 представителей рода Ковалевых за непоколебимую приверженность старой вере побывали в ссылках и тюрьмах. 1896 год выдался неспокойным: староверы готовились то к очередным арестам, то к пришествию антихриста, то к войне. Потом Ковалевы узнали о грядущей переписи населения Российской Империи. Старица Виталия из скита стала внушать жителем хуторов, что перепись - это печать антихриста, а внесение человека в перепись равносильно наложению этой печати и вечной погибели.
Тем не менее, староверы прекрасно знали, что отказ от переписи грозил острогом. Тогда-то кто-то из Ковалевых или Фоминых впервые и высказал мысль, что лучше «в яму закопаться», чем попасть в острог, где старообрядцев «станут резать, мучить», чтобы они отказались от своей веры. Старица Виталия поддержала эту идею и сделала все, чтоб уговорить всех сомневающихся. А сомневались лишь в том - не будет ли этот шаг считаться самоубийством и грехом. Виталия даже вызвала к себе из Николаева ничего не подозревавшую сестру, у которой был муж и семья, и сумела сагитировать ее присоединиться к решившим «закопаться». Старица торопила всех, говоря, что конец мира наступит, может быть, уже дня через два-три и предсказывала всем закопавшимся после непродолжительных мук небесные чертоги.
СТРАШНАЯ ДЕКАБРЬСКАЯ НОЧЬ
В ночь на 23 декабря 1896 года староверы приступили к делу. Собрались все вечером в доме Назара Фомина, отслужили службу, поплакали, попрощались друг с другом, после чего спустились в погреб, расположенный около дома, и начали рыть себе могилу. Через несколько часов вырыли небольшую подземную комнатку – десять человек могли в ней поместиться в лежачем положении. Все жертвы оделись в смертные одежды и после общей похоронной службы по самим себе первой в яму вошла жена Федора Ковалева Анюша с двумя дочками, одна из которых была грудным младенцем. Вслед за ней вошли Назар Фомин с женой и дочерью, их работник, сестра старицы Виталии и еще один старик. Последним вступил в могилу сам Федор Ковалев, твердо решивший умереть с семьей.
Но тут вышла заминка. Назар Фомин, который должен был заложить комнату изнутри, испугался: не будет ли это равносильно самоубийству. Он стал умолять Федора Ковалева вылезти из ямы и заложить их снаружи. Старица Виталия, оставшаяся снаружи, повелела Ковалеву вылезать, ему пришлось подчиниться. Он заложил девятерых людей камнями на глиняном растворе. Потом вместе с Виталией они тщательно убрали все следы, закрыли погреб на замок и удалились. Два или три дня Ковалев к погребу не приближался.
После того, как все раскрылось, и замурованная яма в погребе была вскрыта, глазам полиции предстала страшная картина. Люди лежали в неестественных позах: скорченные, согнувшиеся, друг на друге. Смерть в замкнутом пространстве наступала, по мнению медиков, от полутора до восьми часов и была ужасна. Люди клали себе холодную землю на грудь и на лицо, чтоб немного облегчить муки, метались в агонии, ползали, пока не умерли.
ЕЩЕ 16 ЗАМУРОВАННЫХ
Но раскрылось все далеко не сразу. Вопреки своему желанию умереть, Федор Ковалев продолжал жить и помогать «отправляться в царство небесное» своим знакомым и близким, не желавшим принимать участия в переписи.
Через несколько дней после первого захоронения на Терновских хуторах Ковалев замуровал еще шестерых человек. В феврале 1897 года в два приема он заживо похоронил еще десятерых, в том числе свою собственную мать, а также брата, сестру и старицу Виталию.
Всего при помощи "фанатичного каменщика" на тот свет отправилось 25 человек.
СО СЛЕДСТВИЕМ, НО БЕЗ СУДА
Федора Ковалева арестовали только в конце апреля 1897 года. До этого времени он сам так и не решился уйти из жизни. Следствие продолжалось долго, но на скамью подсудимых Ковалев так и не попал. Очевидно, властям не выгодна была излишняя огласка этого дела и тех причин, которые заставили староверов пойти на смерть и устроить массовое самоубийство, характерное для дремучего средневековья, но никак не для конца XIX века.
Министр юстиции Николай Муравьев и император Николай II тихо закрыли дело и заочно приговорили Ковалева к отправке на бессрочное жительство в один из православных монастырей. Синод несколько ужесточил наказание староверу: его отправили в монастырь, но не в келью, а в арестантское отделение. И не в какую-нибудь тихую обитель, а в один из самых суровых монастырей-тюрем – Спасо-Ефимиевский в Суздале.
ПОСЛЕДНИЙ УЗНИК СУЗДАЛЬСКОЙ ТЕМНИЦЫ
Старовера поместили в Спасском монастыре в отдельную камеру под строгий надзор начальства 22 февраля 1898 года. Как предсказывала его мать Сименона, церкви удалось добиться от Ковалева перехода в православие. Конечно, переход этот был не более, чем формальностью.
Игумен монастыря несколько раз просил епархиальное начальство о переводе узника в келью Спасского монастыря, чтобы другие более опасные сектанты из арестантского отделения не оказывали на него негативное влияние. Однако, учитывая тяжесть содеянного "тираспольским каменщиком", из темницы его не выпускали шесть лет.
Сам Ковалев просить о своем освобождении не собирался, со своей участью он смирился. Но в 1904 году неожиданно его все же перевели в монастырь, обязав ежедневно посещать церковную службу. Он даже мог выходить из обители, но только с разрешения игумена.
В келье Ковалев прожил недолго. Общественность и даже царские силовики в начале 1900-х стали настаивать на закрытии тюрьмы в Спасском монастыре. Церковные власти, напротив, всячески отстаивали темницу. Но, несмотря на их протесты, в 1905 году суздальскую тюрьму под «влиянием революционных событий начала XX века» ликвидировали.
2 марта 1905 года из ее стен вышел последний узник. Это был тот самый Федор Ковалев. Остаться монахом в суздальской обители он не пожелал.
Кто-то говорит, что дальнейшая его судьба неизвестна. По другим данным, Ковалев вернулся в Херсонскую губернию, женился, родил трех сыновей и благополучно дожил свой век. Есть также сведения, что на родине он стал почитаемым старцем, а в 1920-е годы вместе с другими староверами часовенного согласия эмигрировал сначала в Румынию, а затем в Канаду, где и умер в середине 1930-х годов.