Зависть снеговика

Илья Поляков:
Писатель
Илья_Поляков
О том, какие скульптурные композиции города Владимира обращают на себя внимание на фоне детского снежного творчества
ИСТОРИИ 11 января 2016, 10:53 47 4505

Новый год можно любить детским восторженным счастьем, можно угрюмо раздражаться, приравняв его к этапным датам сродни дня рождения — тут дело вкуса. Несомненно одно: праздник семейный. А еще утро (ну или день) первого января большинство людей ценит куда выше последнего дня декабря. Нет выматывающих хлопот и горы шинкующихся салатов, все уже спокойны и вальяжны, суета сменяется вполне заслуженной ленью, в голове царит легкий хмель и начинаются дурацкие шуточки, воспоминания, полная непринужденность в разговорах. И все не злое, даже какое-то необязательное. Но удивительно теплое. Точно обнулили все ошибки и сегодня начнем жить заново. Только очень мудро и счастливо.

Но первого января еще непонятно, как сложится год. Ощущение праздника не дает ощущения данности. Новый год входит в нашу жизнь спустя некоторое время. И каждый раз он бывает разный. Но на то он и новый.

Когда-то я планировал рассказать о памятниках Владимира и моем восприятии их. Но слишком долго собирался — меня опередили. Я не расстроился особо, но вдруг понял, что я узнавал что-то новое про монументальное искусство Владимира, как правило, в очередной новый год. А поэтому праздники и статуи Владимира в моем восприятии сидят где-то рядом. Поэтому мой рассказ будет немного сумбурным и непонятым с первого взгляда. Возможно. Но только для стороннего наблюдателя. Мне же все понятно. Это мой Владимир.

Пару раз мне приходилось работать в новогоднюю ночь. В очередной раз я шел рано утром домой первого января ближе к дому, наслаждаясь тишиной и безлюдьем. Дело было где-то на рубеже тысячелетий. Иногда встречались детские трофейные команды, собиравшие пустые гильзы сгоревших фейерверков, а в редких автобусах и троллейбусах бродили одинокие и мрачные кондукторы. Новое время всегда начинается несколько сумеречно.

Больше всего следов разгрома было на Соборной — оно и понятно. Главная площадь города. Ангажирующий Ленин, вышагивающий на чужом пьедестале Александра Освободителя, смотрящий на него с обожанием стучащий Рублев и несравненные Три Дурака, в пьедестале которых когда-то была дверца. Все это присыпано было ровным слоем мишуры и всякой праздничной дряни, хорошо заметной на утоптанном снегу.

На месте Трех Дураков, говорят, горился когда-то Сталин. Когда состоялся Хрущевский Съезд, в одну ночь грозного Отца Народов заменили на здоровенного бетонного Козла, красовавшегося потом до воздвижения несравненного монумента с тремя сумрачными фигурами. Козел же отправился в ссылку в Загородный парк.

Кстати, на месте Рублева до революции на тесовом постаментике пучился бюстик Пушкина. И вообще, в том углу памятников было великое множество — вся смотровая площадка стоит на месте закатанного в асфальт старого кладбища. Зная это, приятно глянуть на конное чудище, на постаменте которого парочка провинциальных функционеров со вкусом гуннов и замашками Нерона увековечила свои имена. Думаю, такая инициатива не должна пройти незамеченной. И эта этикетка ждет внимания своего Михаила Пыляева. Но лично я им желаю дождаться нового Николая Гоголя. Ибо «слишком далеко зашли они в поиске своего внутреннего я».

За Тремя Болванами в парке, посаженном гимназистами в 1914 году перед домом губернатора, кривится чахлый фонтан, изредка украшавшийся фигурой русалки. Русалка то возникала, то пропадала — в разные периоды она признавалась то безвкусицей, то очаровашкой. В последний раз она исчезла стараниями градоначальника Магазина, потугами которого была стерта церковь у Блинчиков, кладбище на Буревестнике, Торговые ряды и сады на месте Детского Парка. Говорят, что Русалка вынырнула на даче самого Магазина. Но, думаю, врут. Я не был там и не видел. А потому не верю.

Зима. Фонтан, понятное дело, не работает. Вообще, я мало видел работающих фонтанов во Владимире. Чаще всего журчал водоемчик у Вокзального Спуска. На углу Луначарского у здания ОВД работающий фонтан я видел один раз. Пару раз за Белым Домом. Примерно столько же раз за ДК на площади Ленина. Хотя в Сотке фонтан вполне себе регулярен. Ну, а сейчас еще регулярно функционирующий появился за Рядами. Однажды я случайно познакомился с человеком, надзиравшим за фонтанным хозяйством нашего города. Помню, я сильно удивился, когда услышал, сколько всего фонтанов в городе — даже сегодня я не могу вспомнить и половины.

Но фонтан сам по себе штука все же сезонная, почти тропическая. Памятники же видны круглый год, а потому много интереснее. Мне по детству нравились белокаменные резные кочки в начале Октярьского. Уж очень они напоминали помесь гигантских шахмат и скульптур Сидура. Остальное никак не впечатляло. Благо, Вовок Каменевых и сказочных витязей хватало в любом городе Союза. А Чурлениса на нашей почве не взошло — эпоса не хватило. Весь ресурс ушел на попов.

В любом городе есть меткие прозвища у монументов. Если уж сравнивать с Иваново (делаю это традиционно), то там навскидку могу припомнить «Памятник Гринфлину», «Вставай, половина одиннадцатого!» (он же «Памятник гомосекам»), «Баба, знай свое место», «Варя-грудь», «Мечта импотента». Даже чахлая Кинешма отметилась «Карликом с воблой». Во Владимире же фольклор оказался куда стеснительней. «Три дурака» - вот и весь сказ. Впрочем, памятник коктейльным вишенкам грозит в скором времени исправить этот досадный пробел.

Я впервые встретил в городе 1989 год — тогда он был вполне свежий. Помню, было очень тепло, и в новогоднюю ночь шел дождь, смешанный с комковатым снегом. Гуляли мы те дни много, но монументального ничего не заметил. Поиск сигарет, бывших тогда дефицитными, занимал гораздо больше. Интерес к скульптуре возник позднее.

Как путный житель земли, мечтающий стать достойным сыном города, как только переехал во Владимир, я стал изучать его улочки и проулки, не пропуская, понятное дело, и памятники. Помню, как сильно мечтал найти что-то яркое, интересное. Но работ Церетели не встретил — и слава богу. Был сильно озадачен монументом в честь Чернобыльцев. Приятно удивлен памятником интернационалистам.

В 1997 снега не было долго. Он впервые лег на морозную землю 10 декабря — на следующий день после дня рождения моей тогдашней жены. И мы, здорово соскучившиеся среди короткодневной серости по белому цвету, рванули гулять в центр. Уж очень хотелось ощущения суеты вокруг. И там, в районе Бегемота, нас поразила некая стела со скорбящей Богоматерью, с бесподобным посвящением «Воинам, людям спорта и искусства». Могучее впечатление от этой композиции перебила, пожалуй, только надпись на половину торцевой стены дома, стоящего в районе Ильича: «Господа! Не загораживайте личным автотранспортом подъезды к помойке!»

Эта скульптурная группа так и осталась для меня квинтэссенцией владимирского искусства. И впечатление от нее не перебил даже бронзовый болван с отпадающей во время установки рукой, чуть было не покаравшей своего же создателя.

Как-то по осени, на берегу Лыбедского оврага во дворе одной из избушек, использовавшейся как мастерская, я увидел кучу гипсовых пионеров и пионерок. Там, как в венерологической клинике, им лепили новые носы. В начале января эти чудища были обнаружены мной в скверике в районе Лермонтова перед школой милиции. Было жутковато увидеть эхо сталинских парковых канонов на рубеже столетий. Пленка, которой их укутали на зиму, местами порвалась, а потому взору открылись пропорции и стать, сработанная местным Пигмалионом, точно по заказу педофила-коммуниста. Все по-детски пухлое и немного женоподобное, но лица носили усталые старческие черты.

Сам я не знал местных скульпторов. Особенно маститых. Даже не слышал о таких. Единственный известный мне персонаж допускался только до случайной реставрации и страдал алкоголизмом. Что, впрочем, не мешало ему получить ряженый графский титул от таких же бутафорских донских казаков. Зато его лупили сковородкой по башке цыгане, а бандюшата купили машину и приставили водителя — двумя этими различными формациями руководило не человеколюбие, а попытка хоть как-то компенсировать вложенные в него средства.

Поэтому извините. Но для меня искусство Владимира моложе XIX столетия воспринимается как провинциальный и не сильно грамотный китч. Возможно, я не прав. Я же не культуролог, черт возьми. Я просто ленивый обыватель, избалованный новогодним обилием салатов.

Хотя лукавлю. Есть скульптура, которая мне очень и очень нравится. Но она находится на отшибе и не входит в туристический перечень обязательных для посещения мест. Это Дворник. Лукавый молодой дворник, в долгом фартуке и сапогах гармошкой. Это лучшее, на мой взгляд, что есть во Владимире. Потому что все остальное очень вторичное. Этот же персонаж очень настоящий. Явно городской дворник доходного дома — купчики предпочитали при своих домах держать инвалидов с кавалерией — наличие хотя бы одной медали для представительства считалось обязательным в их кругу.

Но, глядя на фигурку дворника, я вспоминаю одну особенность дореволюционной России. Дворниками, служившими до кучи еще и осведомителями охранки, предпочитали брать татар — мусульмане вином не баловались, а вот русские были весьма ненадежны, ибо пили от избытка чувств и фантазии.

С Новым Годом, город. Вот и наступил две тысячи шестнадцатый.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции