Фотокарточки висят, и будильники стучат

Илья Поляков:
Писатель
Илья_Поляков
Жизнь меняется во многом внешне. Наполнение же ее, собственно, неизменно на протяжении многих лет
ИСТОРИИ 28 января 2016, 11:30 184 6908

В докладе к 17 сессии «земского собрания губернской управы за 1882 год» читаем:

«В октябре месяце настоящего года в губернской управе получено прошение на имя губернского земского собрания от крестьян Суздальского уезда Гавриловской волости села Ярышева Василия и Егора Гавриловых Королевых, в котором они объяснили, что в 1881 году у мирового судьи 3-го участка Суздальского округа производилось дело по обвинению их в неправильной будто бы постройке холодных строений-житниц».

Или вот год 1872 от Рождества Христова:

«Училищный совет. Члены: Штатный смотритель уездного училища. Протоиерей Федор Иосифович Нечаев. Уездный исправник».

Что и сказать: миленький составчик.

Впрочем, тюремное отделение губернской канцелярии в том году было не хуже:

«Директоры: Уездный предводитель дворянства. Городской голова. Коллежский секретарь Александр Петрович Лялин. Протоиерей Федор Иосифович Нечаев. Уездный исправник. Купец Михаил Дмитриевич Овсянников. Купеческий сын Иоасаф Петрович Тушнин. Купец Александр Федосеевич Кокушкин. Купец Алексей Михайлович Курбатов».

Эх, жили же люди...

А вообще, если поискать в дореволюционных изданиях упоминания о нашем городе, то, пожалуй, проще всего обнаружить таковые «Русской старине». На его страницах замечательный журналист и знаток быта и житья прошлых лет Михаил Иванович Пыляев регулярно публиковал заметки о старых (на тот момент) и полузабытых сумасбродных губернаторах всей империи. Так что Владимир отметился в его сочинениях преизрядно - адмиралов у нас было не густо (акватория маловата), а вот самодуров как-то хватало во все времена. Видимо, неизбежная компенсация и противовес героям Шипки и Танеевским сочинениям. Природа не терпит пустоты. А потому такая вот странная форма пассионарности. Должна же быть? Распишитесь.

Облик губернского дореволюционного города Владимир сохранял очень долго, пожалуй, до 1960-х годов. Посмотрите на Суздаль. Это и есть законсервированный Владимир.

Так что можно вспомнить о нашем «Ай сердце Владимир»? Так уж и нечего? Пожалуй, что и найдется чего.

Город, небольшой и сегодня, тогда был просто комнатный, карманный, как путеводитель, написанный впопыхах. Городской застройкой считалась площадь от Буревестника до Химзавода. Все остальное «Поле дикое и провинция серая».

На выходе из города знаменитая этапная «Владимирка» была обозначена большими пучками берез. Это делалось из соображений практических, а совсем не для красоты. Белые стволы деревьев были хорошо различимы даже ночью и в ненастье. Так что сбиться с дороги становилось сложнее - выгода немалая при отсутствии освещения и снегоуборщиков. Такие аллейки шли от самого Петербурга и до острогов Сибири. Способ удлинения трафика. Особенности логистики той эпохи.

Боголюбово было одним сплошным монастырем. Села Доброе и Красное городом не считались совсем.

В будни горожане пейзан игнорировали, а в праздники селяне и городские добровольно волтузили друг друга во время кулачных боев - такая уж была народная забава.

Из Красного и Доброго во Владимир было принято ездить на заработки - устраивались трактирными половыми или сапожниками. А вот Судогда, например, поставляла кузнецов, отменно и споро ковавших серпы да косы - везде была своя специализация. Из Масленок и Новгородцева старались нанимать прислугу.

Плотники были и свои. Хотя предпочитали зазывать на подряды «косопузых» костромичей - там плотницкое дело издревле поставлено на уровне виртуозного мастерства. Печники же работали владимирские, местные. Хотя изразцы нашего изготовления ценились мало (были и такие) - больше Москва, Кинешма и Ярославль.

Молодцы, отработавшие во Владимире некоторый срок, считались состоятельными мужчинами и могли жениться. Жениться норовили на девках из своего села. Приезжая свататься, заранее приобретали часы, чью цепочку старательно драпировали на пузе - такой вот статусный маркер.

Почему-то шиком среди таких пижонов, вкусивших городской цивилизации, считалось здороваться с деревенскими особой фразой «Здрассте-пожалуйста». О такой форме приветствия вспоминали многие старики. Затрудняюсь сказать, с чем это связано. Но так было.

Такое положение вещей с четким разделением город-село сохранялось до 1931 года, до самой постройки Химзавода. Работать на него ходили как из города, так и красносельские жители, так что эту дату и можно считать датой фактического объединения сел Красное и Доброе с городом. Во всяком случае, ментальный спай произошел именно тогда.

Тут стоит вспомнить, как села славились своей вишней. По слухам, красносельский и добросельский сорта произвели фурор на первых советских сельскохозяйственных выставках. И вроде как даже привлекли внимание адептов мичуринского движения, к которому, надо заметить, сам Мичурин никакого отношения не имел - мичуринское движение выдумал академик Лысенко. А потому большинство последующих гибридов и сортов с довесками в названиях красносельские-добросельские попросту выродились со временем. Они оказались дутыми, как и большинство достижений советской фундаментальной пропаганды. Сами же лысенковцы придумали оправдать такой конфуз уникальным составом почв Красного и Доброго. Так или иначе, но пик славы владимирской вишни остался в прошлом. Но вообще, округа Владимира славилась огородниками, как ныне упомянутый уже Суздаль.

За Химзаводом начинался пригород Владимира. Как и положено добропорядочному губернскому поселению, тут соседствовали больница, кладбище, тюрьма и богадельня, которые так и остались на своих местах и даже не сменили своей специализации. Ну, только вот богадельня успела побывать руиной, после чего перешла в разряд коммерческой недвижимости. Прочее осталось в прежних берегах.

В районе памятника Фрунзе была болотина, грязюка и речка. Речка теперь - в коллекторе, грязюка - в асфальте, болотина - в овраге. Тут же стояла партия доходных домов купца Андреева, потомки которого и ныне обитают во Владимире. Последний доходный дом купца, кстати, сгорел при непонятных обстоятельствах не так уж и давно - но то специфика уже нашего века.

Лыбедь, протекавшая по оврагу, не замерзала зимой. Этим пользовались домохозяйки - полоскали в ней белье. Для иных нужд реку не использовали. В ней даже не купались - уж больно быстра и мелка она была уже тогда.

Город отапливался дровами и углем, а потому сажи на уличных просторах оседало преизрядно. Хлопот добавляла и проходящая рядом железная дорога, чья паровозная тяга озона не добавляла. Поэтому вплоть до 1970 годов любая контора, связанная с воздушными линиями электропередач - телефон, телеграф, электростанции, железнодорожники - имела в своем штате специальных людей, регулярно очищавших фарфоровые изоляторы от сажи, являвшейся хорошим проводником - чистый углерод, не хуже графита. У каждого из них был свой участок, по которому они ходили кругами с монтерскими когтями и пучком ветоши.

Кстати, вопреки расхожему мнению, паровозные гудки были редки - паровозам было запрещено подавать голос в черте города. Уж больно зычный был тот голосок. Даже не все современные пароходы могут похвастать такой глоткой, не говоря уж о современных локомотивах. Просто пар на паровозный свисток подавался рабочим давлением 13-14 атмосфер. Отсюда и невообразимая сегодня силища их дудки.

Транспорта особого тогда не было, так что ходили пешком. И махать ежедневно от Ямской слободы до того же ВХЗ или патефонного завода считалось вполне обыденным делом. Но основные рабочие места до революции все же были в центре - многие стремились найти работу в каком-нибудь постоялом дворе или трактире, благо, в центре их было превеликое множество. Здание самого зажиточного цело и ныне - это «Дом колхозника». Рядышком ютился и единственный в городе бордель. На его месте теперь торговый центр.

Недалеко стояла и наиболее модная ресторация. В ее интерьерах при советской власти беспризорников обучали сапожному ремеслу. Потом были совконторы, собес и даже редакции газет.

Архитектурно центр многому обязан расцвету модерна - его тонкие литые чугунные колонны и дутые окна дверей прослеживаются и сегодня до самых Золотых.

Левее Шалопаевки район не считался престижным. Ниже Георгиевской уж очень много горок - ножкам изъян и лошадки устают. Потому дворяне в массе проживали, как несложно догадаться, на Дворянской и около. А купчики обживали район Воровского (улицы и поселка) да тяготели к Никольским и Никитской улицам - к торговым рядам и общепиту поближе. Хотя совсем уж богатые вообще уезжали из города и скупали усадьбы обедневших дворянских родов - вспомним пьесы Чехова и усадьбу князей Грузинских в Пенкино.

Пойма больше использовалась как пастбище - владимирцы содержали стада не меньше фермерских хозяйств. А в сталинские времена в пойме располагался учебный аэродром, на котором ютилась парочка поликарповских У-2. Пацаны из аэроклуба сами бегали охранять по очереди эти самолетики и укрепляли их на стоянке колышками во время ветра. Парашютной вышкой, кстати, служила колокольня Успенского собора. Но вернемся к более ранним временам.

Мещане позажиточней облюбовали нынешние Садовую, Демьяна Бедного и просторы, что ближе к Тюремному замку. Там и сегодня можно разглядеть остатки яблоневых частных садов, воспоминания о которых сохранили многие путешественники того времени. Владимирцы обожали копаться в земле и хвастать урожаем. Своего рода спорт, сошедший на нет после завоеваний революции.

Вообще, наш Владимир не был ни университетским, ни промышленным центром. Он жил военными училищами и семинарией. Да вот гимназии, говорят, были весьма недурны — учить своих детей дворяне привозили даже из Шуи и подобной дали, хотя там и свои заведения имелись — тому наглядный пример поэта Бальмонта. Хотя почитаешь его стихи... Может, и так себе гимназии были.

Я слышал от многих старожилов (среди них были университетский преподаватель философии Дудкин Игорь Иванович и одноклассники Левитана, например), что в первой школе у Золотых, бывшей некогда женской гимназией, преподавательский состав во многом остался со времен доисторического материализма. И учителя эти были очень сильны в своем деле. Чаще всего вспоминали чопорную француженку с неизменной прямой спиной и золотым кулончиком на тонкой цепочке поверх темной кокетки платья. Ее боялись и уважали все ученики. Хотя и прозвали почему-то Сochon - француженка отличалась преизрядной худобой и совсем не соответствовала такому прозвищу.

Помимо гимназий было несколько училищ. Кстати, их интерьеры, кажущиеся нам сегодня эталоном вкуса и имперского шика, были, по сути, типовой застройкой. Предположим, здание филфака и музпеда имеет на территории России несколько близнецов, сохранивших старинного интерьерного лоска, пожалуй, поболе нашего.

Вот Авиамеханический техникум известен не только комиссаром «Авроры», но и весьма интересной системой отопления. Его классы и мастерские отапливались печами Амосова - практически полным аналогом воздушной системы отопления Зимнего дворца в тогдашней метрополии. Не знаю как сейчас, а громадные печи в подвалах техникума пару-тройку десятков лет назад были еще живы.

Военные городки так и стояли на месте сегодняшних военных городков. Только разве между гарнизонами пестрела не городская застройка, а мешанина из шлагбаумов, пустырей и площадок для фрунтовой шагистики. Иногда их разнообразили овраги, часть из которых жива и ныне. Тут же стремились селиться и офицеры - к работе поближе, воздух почище, денщик порасторопней - сменить проще.

Город заканчивался Ямской слободой, где обитали крестьяне, занимавшиеся извозом, церквушкой и очередным кладбищем. Дальше шел пыльный большак на Москву, тоже заботливо обсаженный с двух сторон пунктиром берез. Этим штрихом замыкалась городская композиция.