Часть 1
Мама держалась до последнего. Несколько дней она самостоятельно сбивала температуру с переменным успехом, но когда градусник показал 40,5 – решила больше не испытывать судьбу. Я набрал 03, так как ей даже пошевелиться было проблематично.
- Здравствуйте, нам бы машину вызвать, температура 40,5.
-Ох ты! – удивились там - Адрес?
Я назвал.
-Ждите, как возможность будет, вышлем.
-А сколько ждать?
-Не знаю, молодой человек, все машины на вызовах. Попробуйте врача вызвать.
-А чем врач-то поможет с такой температурой? В больницу же надо.
-Ну попробуйте. Запишите телефон.
Я записал и позвонил. С тем же результатом: врач тоже на вызовах, и тоже как только – так сразу.
-Ну то есть лежи, помирай.- саркастически резюмировала мама. Она выпила еще лекарств, сделала сама себе укол. Стало немного легче – 39.6. Через час я повторил попытку со «скорой». Но, видимо, есть плеть, а есть непреложные законы бытия.
-Слушайте, ну температура 40,5 (да, тут я слукавил немножечко), я не знаю что делать! Ну может можно машину с другого вызова перекинуть?
- А как я перекину?! С сердца на температуру?!
-Слушайте, а сколько у вас всего машин по городу?
-Извините, я не могу эту информацию разглашать.
На том и разошлись. И буквально через 10 минут подъезжает карета. Но это была не скорая, это был врач. Заметно уставшая, но не подававшая виду. Она спокойно осмотрела больную. Похоже на двусторонний гайморит. Но при гайморите не бывает такой температуры. (Почему врач приехал быстрее скорой, если я его вызвал позже?! ) Транспортируем вас в автоприборовскую больницу. (Ту самую, куда много денег от реформы вбухали что ли? Посмотрим, посмотрим…) Врач написала направление, позвонила в «скорую». (Тааак, а теперь что вы там скажете, а?)
-Что, совсем нет машин? Странно.
Не то слово. Где эти 24 медицинских, которые, если верить новостям, в числе прочих недавно с помпой презентовали нашему городу?! Или они для чего-то другого предназначались? Пока я думал над этим вопросом, размышлял и считал, «Скорая Помощь»- таки приехала... Через 2,5 часа после моего первого звонка и через час после ухода врача. Знаю, это нам еще повезло, могло быть и хуже.
В приехавшей бригаде была только девочка-фельдшер и водитель. Не маловато ли? Я помог маме спуститься по лестнице (мы живем на 5м этаже 5и-этажного дома) и забраться в машину. Мама села на кресло рядом с боковой дверью.
-Да ты приляг, - сказал я и показал взглядом на занимавшую весь кузов каталку.
-Чтобы слететь на первой кочке?
Мама оказалась права. Карета, на которой мы ехали, была точно не из подаренных, хотя и не разваливалась на ходу. Вполне себе приличная «Газель», которая, правда, чутко реагировала на каждую неровность асфальта громким тарахтением каталки и железным дребезжанием каких-то инструментов у задней двери. Всю дорогу мама мужественно, особенно на поворотах, держалась за кресло. От Балакирева до Добросельской - 11,5 км, если верить карте. Только будучи больным и торопясь за помощью в больницу на несчастной «Газели» можно по-настоящему оценить рельефность городского асфальта…
В корпусе 38А приятно поразило наличие хорошего лифта. Да, похоже, что ремонт тут был. Доехали мы на 5й этаж, в лоротделение. Персонал достаточно вежливый, обходительный. Рентген, правда, на 1м этаже оказался. Спустились, сделали, поднялись. Теперь нужно заполнять карточку. Тоже на 1м этаже. Но это можно сделать и без больной. Маму - в палату, а я – вниз.
В кабинете сидел молодой врач и что-то писал. Напротив него медсестра предпенсионного возраста и милой наружности. Оба с печальными глазами. Я объяснил ситуацию, сестра стала заполнять бумажки. В комнате было свежо. Я огляделся по сторонам – и понял:
- А из кондиционера у вас только открытое окно? (Дождь как раз только прошел).
-Ну почему? – ответила на шутку сестра.- Вон еще, вентилятор в углу. Нам говорят, вот как у вас хорошо, вам вентилятор поставили! А вота не хотите?! Сами с дому принесли.
Тут из-за стены донеслись голоса. Точнее один женский голос, там, видимо, кого-то осматривали.
-Почему вы так долго ехали, а? …Машин не было?... Что вы мне тут говорите!...А другую, что, нельзя послать было?!... Это безобразие!...Почему вы его не можете лечить!?..Что ему теперь, умирать?...Да он вообще не пьёт!...
- Ага, не пьёт.- в полголоса сказал молчавший все это время врач. - Да там пропито вообще всё, что можно. 50 лет пьют всё, что горит, потом приходят и спасите-помогите. Сами себя не берегут – а ты их береги.
- И часто у вас так? – спросил я.
- Да каждый день. Нам даже скучно бывает, когда такого нет. – чуть ли не в два голоса ответили мне с доброжелательной, но опять же немного печальной улыбкой. Да что же за печаль такая, откуда? Может показалось? Я припомнил участкового врача, девочку-фельдшера, сестёр лоротделения… потом врачей, к которым сам когда-то обращался (не всех конечно, кого смог) – и только теперь понял… Определённо, печаль в глазах и голосе медработника – это обязательный атрибут профессии, наравне с белым халатом. Их выдают, наверно, при приёме на работу: халат - со склада, а печаль – в бухгалтерии.
Карточку оформили, я её отнёс на 5й этаж и оставил маму лечиться. Ночью, как большинство новичков, она устроила дежурным сёстрам небольшую встряску. Упавшая было до 38,5 температура снова полезла вверх.
-Сколько-сколько у вас ?! 40.5? При гайморите такого не бывает же!
- Я знаю.
-У нас градусники китайские, могут ошибаться.
-Ну давайте другой.
Китайская техника не соврала. Полночи беготни и капельниц - и кое-как температуру сбили.
На следующий день, в воскресенье, я относил маме кое-какие вещи. Ей сказали, что нужно «делать анализы», но это уже в понедельник – сегодня лаборатория не работает, специалистов нет на месте. «Сегодня» на месте не было даже вахтёра, и никто меня не спрашивал, кто я и куда иду. Воскресенье, как-никак.
Часть вторая.
Да, воскресенье, лето, начало отпуска... Только я вернулся из больницы от мамы, как вдруг от неё звонок.
-Слушай, бабушка мне сейчас звонила. Она на даче упала на руку, сосед её везёт домой.
«Нет, ну это перебор» - подумал я. Живём-то мы втроём, и если так пойдет и дальше, то очевидно, кто следующий на очереди. Но прочь мрачные мысли.
Сосед заехал за мной вместе с бабушкой, и мы покатили в травмпункт. Сосед знал, куда ехать, так как недавно туда свою жену возил: она сильно порезала палец.
-Хорошо, если очереди не будет,- предостерег он.
На этот раз дорога лежала не на Добросельскую, а на Горького. И везла нас не «Газель», а бодренький старикашка из Самары. Я сидел справа от водителя. Ремень безопасности, которым я хотел воспользоваться, висел как цветная ткань, украшающая сцену во время Дня Конституции, и выполнял чисто декоративную функцию. Если его пристегнуть, то он начинал томно сползать вниз по телу пассажира, обозначая безопасность. Дверь закрывалась не то что с размаху, а почти с разбега. Но доехали быстро и относительно мягко.
Я думал, что травмпункт находится где-то между Политехом и площадью Ленина. По крайней мере руку мне несколько лет назад гипсовали именно там. Оказалось нет. Он всё там же, на Горького, но уже рядом с Красным крестом. Мне всегда было интересно, что это за странный флигель рядом с больницей. Я думал, что там церковь, а когда-то в детстве мне говорили, что там лежат «психбольные» и водятся привидения. Куда фантазии до реальности…
Ворота для машин – закрыты, справа калитка, но там лужа, слева лужи нет, но пройти спокойно нельзя, можно только протиснуться между воротами и забором. Таким нехитрым способом наверно отсеиваются слабые, кому помощь оказывать бессмысленно в принципе. Мы с бабушкой оказались не из таких.
…Вдоль коридора – серые советские кушетки. На одной из них сидела женщина, рядом с ней лежала девочка лет 12-13 с перевязанной головой. Они кого-то ждали. Никакого намека на регистратуру или что-то такое. Персонала тоже не видно. Воскресенье, что поделать. Только несколько объявлений, распечатанных на принтере, что, мол, без бахил не входить, при себе иметь то-то и то-то и так далее. Я заглянул в дверь с неровной надписью, сделанной как будто от руки - «Сестринская». Там сидели две женщины и смотрели телевизор. Одна точно медсестра, вторая показалась мне уборщицей. Я объяснил, кто мы и за чем пришли.
-Пройдите в приёмный кабинет, – раздраженно сказали женщины.
-Хорошо, а где он?
-По коридору и направо. Идите по стрелочкам, – с еще большим раздражением сказала уборщица.
Чтобы их совсем не разозлить, мы пошли искать кабинет. Шли по распечатанным на черно-белом принтере стрелочкам, приклеенным скотчем на стены. Некоторые стрелки были нарисованы розовым текстовыделителем. Мы прошли вперед, повернули направо – и попали в помещение с 4мя дверьми.
- И какой из них «Приёмный кабинет»? – спросила бабушка.
Я не знал, что ответить. Я был растерян, потому что такого количества распечатанных объявлений в одном помещении я никогда не видел. Стены, а особенно двери были ими обклеены, как обоями. Черно-белые тексты, розовые и зеленые надписи, выполненные местным каллиграфом – всё это как-то сразу накидывалось и сразу начинало говорить, куда, с какими документами и с какими травмами идти. Путеводные стрелки я потерял из виду – они потонули в этой информационной многоголосице. Ровно как и таблички с названиями кабинетов.
-Ну и где этот «Приёмный кабинет»? – уже я спросил вслух.
По коридору шла уборщица из «Сестринской».
-Извините, а где «Приёмный кабинет»?-поинтересовался я еще раз.
-Да вот же, не видите что ли? – при этом она не указала ни на одну из дверей. Я стал судорожно читать надписи, чтобы найти нужную дверь и не показаться совсем идиотом. Снова «при себе иметь», опять «без бахил не входить…», но на этот раз розовым текстовыделителем, «при укусе клещей…консультации по поводу энцефалита и болезни Лайма на горячей линии», «Травмы ушей, носа, горла и глаз обслуживаются на Добросельской»…
-Который?
-Да вот, написано же.- сказала она с брезгливым раздражением, входя в одну из дверей.
Только тут я заметил на двери, за которой скрылась уборщица, выцветшие зеленые буквы, затерявшиеся среди информлистов. «Приёмный кабинет». Вот он. Мы вошли.
-Ждите врача, он сейчас придёт, – сказала уборщица, надевая зачем-то марлевую маску. Она оказалась медсестрой.
А врач оказался молодым, видимо, только из института. Говорил он быстро и невнятно, будто робел. Бабушка его не понимала, я переводил. Травму бабушка получила вчера в 6 вечера на даче за 40 км от города и очень зря, что сразу не приехала. Нас направили на рентген. Кабинет был рядом. Надпись «Рентген» точно также тонула среди других листовок, но, уже наученные, мы нашли нужную дверь без труда. А вот подняться в кабинет у бабушки, которая ходит с палочкой последние лет 5, без труда и моей помощи не получилось. Только сейчас я заметил, что некоторые кабинеты, в том числе и этот, находятся выше уровня пола, а пол в даже разных коридорах отличается по высоте. Чтобы сгладить перепады высот, сделаны деревянные сходни, отполированные уже до состояния деревянных горок. Одолев подъем, мы наткнулись на озлобленного рентгенолога.
- Ну давайте уже направление!
Когда врачиха отвернулась, бабушка ей скорчила в ответ рожу. А я даже этого не сделал. Есть, конечно, любители призывать руганью к вежливости – но мне такой оксюморон не близок. Тем более, что если в лицах врачей на Добросельской читалась печаль, то здесь – печаль была давно пройденным этапом. На Добросельской как будто на что-то еще надеялись и во что-то верили, а здесь… здесь бухгалтерия, судя по всему, давно перестала что-либо выдавать – и уже только забирала - надежду. В остатке получался слегка озлобленный автоматизм. На нём и работали. Что тут скажешь? Ощущение простого человеческого несчастья оставалось от этих лиц. А от охранника, который появился непонятно откуда, постоял зачем-то рядом со мной и также непонятно куда исчез - остался даже запах перегара.
По снимку врач не понял, перелом или нет. Нужно будет сделать еще рентген через неделю в больнице по месту жительства. А пока наложим гипс. Пока я ждал, когда медстестра, которую я принял за уборщицу, загипсует бабушке руку, пришла, прихрамывая, женщина.
-А где приёмный кабинет?
-Вот – сказал я и указал на дверь. – Только врача там нет, он вышел.
-Ладно, я подожду.
Мы сидели и ждали. Оказалось, женщина работала на даче, и ей на ногу упал булыжник. Когда эта тема исчерпала себя, мы замолчали. Шёл дождь, я смотрел в окно и по сторонам. Ремонт тут если и был, то избирательный. По крайней мере, часть потолка, что в коридоре, была белая. А вот где сидели мы – тут начиналось пространство разводов и пузырей. Стены непонятного цвета тоже теряли куски краски. Двери, особенно приёмного кабинета, местами показывали, из чего они сделаны - почерневшие бруски и вера в скорую победу мировой революции. Мне почему-то подумалось, что розовый призыв к бахилам в данной ситуации – чистой воды анахронизм. Другую мою мысль прервал появившийся врач. Они прошли с женщиной в кабинет, а через минуту она вышла, всё так же прихрамывая:
-Представляете, я, оказывается, здорова.
Но уходить здоровая не торопилась. Она села на кушетку с решимостью добиться-таки от врача хорошего осмотра, пусть и не с таким радостным результатом. Тут из процедурной появилась моя бабушка. Уже с гипсом на руке. Мне пришлось её немного половить – процедурная тоже была выше уровня пола.
-Стоять, Зорька! –в полголоса скомандовал себе ветеран труда и бывший бригадир стройбригады.- Вот хорошо, что на левую руку гипс, - продолжила бабушка, когда уже более-менее твердо стояла на ногах и палочке, - если бы на правую – палку держать не смогла бы и всё, ходок из меня никудышный.
Под дождём и зонтом (гипс мочить нельзя) мы дошли до машины соседа почти без приключений. Если не считать успешной попытки преодолеть ворота одновременно вдвоем в том месте, где мы час назад протискивались по очереди. Только без дождя и зонта.
Когда мы уже сели в машину, я забыл хлопнуть дверью.
-Сильнее, сильнее! – подбодрил меня сосед.
Я сделал душевный замах и почему –то у меня в голове промелькнуло: «… Да ведь всё у нас хорошо будет, *** * ***, ***дь …» – и шарахнул так, что «Жигулёнок» сладко вздрогнул.
- Вот так! Это ж тебе не Пежо!
Эпилог.
Через неделю мне вЫрезали апендикс.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
