В марте 2014 года владельцы самого посещаемого и цитируемого на тот момент российского интернет-издания «Лента.ру» объявили об отставке бессменного главного редактора портала Галины Тимченко. Большая часть журналистов, чьими стараниями наполнялся один из самых популярных отечественных сайтов, ушла вслед за ней, кто-то практически сразу, кто-то чуть позже.
Среди тех, кто создавал старую (и лучшую) «Ленту», была и уроженка города Владимира Лена Аверьянова. С 2008 по 2014 года она вела рубрику «Из жизни», разбавляя серьёзные политические и научные новости неожиданными, весёлыми или милыми заметками про животных, описывая нестандартные ситуации, или просто рассказывая об интересных случаях из жизни.
Зебра ТВ встретилась с Леной Аверьяновой, чтобы узнать, каким ей видится родной Владимир после долгих лет жизни в российских мегаполисах, и как она представляет себе владимирскую журналистику, за которой долгое время могла наблюдать из редакции «Ленты».
Ты уехала из Владимира сразу по окончанию школы в 2003 году. За столько времени жизни в мегаполисах не потерялся для тебя родной город?
Для меня Владимир, конечно, не затерялся. Мне его ото всюду видно, по той причине, что у меня там и родные, и друзья, и мы всё время на связи. Я всегда узнаю про погоду, когда звоню, и как дела, какая обстановка в городе. Конечно, я часто не знаю о событиях, которые там происходят, о том, что маршруты троллейбусов меняются, например.
Даже если бы я в какой-то момент перевезла всю свою родню из Владимира, я бы всё равно туда ездила, наверно. Не то, чтобы люди должны ездить, посещать свои родные города – я достаточно скептически отношусь к этой идее, вообще к связи с родными городами как, например, к связи с дальними родственниками, у меня к этому нет абсолютно никакого пиетета, – но просто любопытство меня бы туда тянуло, посмотреть, как город меняется, что там вообще происходит. Да и в принципе, как человек, который много путешествует, я бы поставила Владимир в список городов, которые хотела бы посетить.
Знаешь, мне кажется, Владимир по духу очень похож Манчестер. Когда я там оказалась, был какой-то полумрак – ну, это, в принципе, неудивительно для Англии, – кирпичные стены, очень мало людей, потому что было воскресенье, кажется. И я говорю: «Блин, он так похож на Владимир!». Такое чувство было, что ты в маленьком городе и вроде как все друг друга знают, но на самом деле ты никому из них не нужен. Ощущение брошенности. Это очень атмосферный город и, соответственно, Владимир тоже, если даже так далеко я почувствовала в этом несчастном Манчестере какую-то родную кровиночку.
А есть какие-нибудь конкретные вещи, которые заставляют тебя вернуться на малую родину?
Я очень люблю познавать мир посредством еды. Поэтому для меня поездка во Владимир – это обязательно поход в какой-нибудь ресторан; в старый или новый – не важно. Я не встречала ни в одном городе мира и России этого удивительного сочетания какой-то претензии и какого-то местного колорита. Для владимирской кухни, например, характерны абсолютно сумасшедшие салаты. Я всем рассказываю про салат «Клязьма» или салат «Птичьи гнёзда». Это дикое количество майонезика в маленькой пиалочке – это совершенно прекрасно! И я сейчас не иронизирую, мне, правда, очень нравится.
Или вот, кстати, «Блинчики», очень болезненная для меня тема. «Блинчики», великолепное место, прекрасное, самобытное, туристоёмкое, какое-то привлекательное и атмосферное, как и многие прекрасные места во Владимире. Я ничего не имею против часовни или храма, но посмотреть это можно в любом другом российском городе, абсолютно в любом. А иметь в 21-м веке такой островок «совка» в хорошем смысле, потому что там вкуснейшие блины за какие-то смешные деньги, вкусное вино в гранёных стаканах, - это настоящее чудо. Если над этим как-то работать... Да не надо, на самом деле, над этим работать, вмешательство каких-то бренд-менеджеров всё бы попортило. Это вообще был символ города, во всяком случае для меня, человека, который во Владимир приезжает как гость. А ещё «Блинчики» стояли в самом центре, почти следующее здание после Золотых ворот. Блин, ну как можно от этого избавляться?..
Вообще я, скорее, к старым ресторанам тяготею, потому что новые всё равно с замахом на какую-то столичность. Мне это лишним кажется. Люди, которые живут внутри маленького города, очень часто скептически относятся к тому, что у них есть, и это неизбежно. Мне кажется, не стоит замахиваться на какие-то великие проекты. Но это один из признаков провинциальности, как мне кажется, такое стремление быть ближе к большим городам. Когда люди в маленьких городах отказываются от того, что у них есть в пользу какой-то иллюзии, того, чего у них нет и никогда не будет, – это глубоко неправильно, но в то же время и понятно. Так живёт вся провинция, с оглядкой друг на друга, на большие города, с каким-то страхом, что у них все не так шикарно и круто.
Редакция «Ленты.ру», весна 2014 года. Фото из архива Лены Аверьяновой
Замах на столичность – это неудивительно, от Владимира до Москвы всего три часа езды, если без пробок. А на поезде так и ещё быстрее.
Да, и доступность Москвы во Владимире ощущается больше. Ты сел на электричку в субботу утром, съездил, пошопился и вернулся обратно. У людей есть возможность ездить в Москву на концерты, в театры, музеи. Это чувствуется даже во внешнем облике людей. Остальные вынуждены одеваться в единственном торговом центре на весь город, и выбора у них, собственно, нет; не все даже знают, что существуют интернет-магазины. Но человека из Владимира даже в Москве можно вычислить.
По каким признакам?
Во-первых, по одежде. Несмотря на то, что эта одежда неплохих брендов и куплена в каких-то нормальных магазинах, её безумно много, как будто человек живёт с мыслью «я надену всё лучшее сразу и пойду тусоваться по Москве». Всё время какая-то претензия. И Москва ведь сейчас состоит из таких людей.
Когда живёшь в Москве долго, понимаешь, что находишься в каком-то космополитичном, открытом, агрессивном городе, что можешь себе позволить не заморачиваться над тем, стоит ли надевать лучшее платье, чтобы трястись в трамвае или толкаться в метро по дороге на работу. Люди, которые приехали «покорять столицу» (я, кстати, ненавижу это выражение, оно вообще ничего не значит, потому что никто Москву не покорил) – всегда при параде, они шепчутся в метро, видно, что друг друга обсуждают, как это принято в их родных городах. И очень много стало таких людей, и уже те, кто типа меня понаехали десять лет назад, скептически относятся к приезжим из провинции. Хотя это нормальный, естественный процесс, интересная смена поколений, появление людей со своими провинциальными взглядами, которые возят в себе свой маленький Ярославль или свой маленький Урюпинск какой-нибудь.
Во-вторых, это особенный говор выходцев из Владимира. Вот это отличие, которое находится в поле языка, мне кажется основным. Мы говорим некоторые вещи, которые не говорят в других городах. Например, мы говорим слово «заколоть». Знаешь слово «заколоть»?
В смысле, «заколоть» пару или урок?
Да. Мы когда учились (в школе) всё время говорили «заколоть», я от мамы это слово знаю. А здесь (в Санкт-Петербурге) и в Москве, среди моих знакомых, никто не знал этого слова. Или, например, когда ты говоришь «на той неделе», имея ввиду будущую неделю. Ведь так тоже никто не говорит, кроме владимирцев.
А ещё «косляться».
«Косляться», да. Есть действительно какие-то угарные слова. Я когда переехала в Москву, мы с подругой пошли делать татуировку, и, выходя из салона, я говорю: «Осторожнее, поребрик». А мастер, который вышел за нами следом, говорит: «Ты из Петербурга?». Из какого, етитское село, Петербурга?! Я из Владимира! У нас там тоже это называется поребрик! И здесь (в Санкт-Петербурге), когда вокруг одни поребрики, мне снова приходится учиться говорить «поребрик», потому что за десять лет (жизни в Москве) он стал для меня бордюром. Или вот ларьки - в Москве они называются палатками, а в Питере, как и во Владимире, ларьками, поэтому приходится заново учить местный язык.
Вот эти вот языковые штучки и позволяют вычленить владимирского человека из большого московского общества. Со временем, конечно, ты начинаешь говорить так же, как в той среде, где находишься. Но возвращается домой и оказываешься там, где все говорят с этим удивительным акцентом, с этими «чАсы» или «пЯтнадцать». Все время, кстати, подшучиваю над родными и их манерой говорить.
У владимирской журналистики тоже есть свои особенности и отличительные черты?
Мне кажется, что в общем и целом, тенденция одна, все региональные издания работают по одной схеме. Это, в основном, местные новости, немножко фамильярные отношения с читателем, сумасшедшие заголовки с огромным количеством аббревиатур и каких-то вообще непонятных вещей, абсолютно ни о чём не говорящих стороннему человеку, какие-то куцые обзоры светской жизни, какие-то непонятные афиши...
Но это нормально, что так работают, потому что у людей, которые сидят в этих маленьких городских редакциях, нет цели делать тиражи за счет качества материалов. Отсюда и уровень текстов, уровень заголовков. Никто же не придёт и не настучит им по голове; нет ведь такого читателя, который скажет: «Вы чё вообще делаете?! Это же читать невозможно. Ваш «ПроГород» же в руки не возьмёшь. Ну это же просто позор!». Читатель считает нормальным то, что ему дают.
Я раньше задумывалась над вопросом, кто же диктует эти правила, читатель или ты как журналист. Для себя я совершенно чётко решила, что впереди идёт журналист. То, что ты даёшь, то и потребляют. Желание почитать газетку возникает, независимо от того, насколько эта самая газетка хороша. Ты делаешь плохой текст с точки зрения русского языка и журналистики, и его читают. Или ты делаешь хороший текст, и его тоже читают. Такой вот фокус. Понятно, что 90% читателей разницы не заметят, к сожалению.
Но всё равно, надо показывать людям, что может быть текст другого, более высокого уровня. Не «Комсомольская правда», где кругом одни «Серёжки», «Володьки», охи и ахи, и какие-то совершенно ненужные оценочные суждения. Можно делать текст такой же смысловой нагрузки, но делать на хорошем грамотном русском языке, которым вообще-то российская журналистика славится. Мне кажется, жаль терять традиции русской журналистики, которая действительно отличается умом и сообразительностью, и отдавать на растерзание низким вкусам публики.
Публика зачастую бывает неправа, и публику надо воспитывать. И провинциальная пресса, на мой взгляд, как раз и есть тот самый инструмент для прививания людям желания читать нормальные тексты. Учить себя писать, учить читателя читать. Просто такая жизнь в провинции, не трогаешь её – и она бе-ле-ле-ле-ле, как желе полощется, дрыгается, и никакого развития в региональной журналистике я за столько лет своей работы не увидела, если честно.
Владимирская журналистика образца 2015 года ничем не отличается от владимирской журналистики образца 2003 года?
Мне кажется, что даже хуже стало. Когда я была школьницей, я работала в газете «Детвора». Это очень показательный пример: газета «Детвора» начиналась как прекрасный, совершенно отличнейший проект, который делают сами дети под руководством взрослых. У любого ребёнка, грубо говоря, была возможность быть напечатанным в газете. Можно было напечатать текст, рисунок, фотографию, всё что угодно, любой контент. И дети оказались настолько инертными, что в конце концов «Детвора» зачахла как самостоятельный проект и превратилась в итоге в сборник сканвордов.
Вот такая судьба российской региональной прессы. Даже дети не хотят шевелиться, не хотят делать что-то прекрасное, не хотят стать маленькой звездой в своём дворе, чтобы ходить и говорить: «Я напечатался в газете, посмотрите, вот моя фамилия, вот мой текст!». Блин, если ты в 10 лет такого не хочешь, чего тебе тогда в 30 лет хотеть?! Всё одно из другого вытекает, это следствие общей инертности населения.
На даче у главного редактора «Ленты.ру» Галины Тимченко. Фото из архива Лены Аверьяновой
На твой взгляд, региональная журналистика вообще и владимирская в частности – это журналистика факта или журналистика мнения?
Для всех региональных СМИ журналистика мнения – на первом месте. Сразу замечу, что говорю всё со своей колокольни, как я это вижу. Может быть оно и не так, но я вижу, что в регионах есть отношение к журналисту как к «звезде». Особенно, если в телевизоре работаешь. Когда я поступила на журфак, меня все всё время спрашивали: «Когда мы на тебя будем в телевизоре смотреть?».
Эта священная пляска вокруг журналиста позволяет многим авторам вести себя соответствующим образом, говорить, что я такой опинион-мэйкер и я могу вам рассказать, как должно быть. Или могу написать заметку о какой неведомой хрени, дав при этом свою оценку этому событию или явлению. Хотя тебя вообще никто не спрашивал. Пиши колонку тогда, но не нужно называть это какой-то аналитической работой.
Прикол-то работы в том, что ты естественно имеешь на всё точку зрения, как человек, но как журналист ты часто не имеешь право высказывать эту точку зрения. Конечно, всё зависит от жанра, но я сейчас говорю о новостной заметке. Если ты через какие-то маленькие фразочки или прямо в лоб высказываешь своё мнение, и при этом редакция с тобой согласна... Мне кажется, что такая редакция не должна существовать. Новость – это серьёзная материя, и это основополагающий элемент журналистики. Над новостями всячески издеваться, как это делает современное российское телевидение, нельзя. Это просто надругательство над профессией.
А как же быть, если, к примеру, чиновник не стал отвечать на твои вопросы, послал куда подальше? Ведь если рассказывать об этом, то ненароком можно уйти в эмоции, передавать уже мнение, а не факты.
Нет. Твоё дело – донести не правду, не то, куда тебя послал чиновник, а информацию, то есть сам факт того, что он тебя послал. К примеру, ты идёшь делать жизненно важный репортаж, скажем, про онкобольных, и у тебя какие-то острые вопросы, и у тебя какие-то живые примеры. Вот ты их принёс, а тебе чиновник говорит: «Нет ничего такого!». А ты говоришь: «Ну как нет, вот же у меня!..». «Нет, ничего нет, идите отсюда». И вопрос закрыт. Региональная пресса даже и не напишет про эту ситуацию в кабинете у чиновника. Скажут: интервью не получилось, всё, закрываем тему, снимаем тему с плана публикаций, как бы и не было ничего.
Вот это ещё одна отличительная черта региональной журналистики: всё построено на самоцензуре, на боязни сказать лишнее слово. Возьми и напиши: «хлопнул дверью», ты же ничего не придумывешь. Хотя в маленьких изданиях придумать что-то – проще простого, так инфоповоды и ищутся. Давайте придумаем, что дырка на асфальте на улице Мира не дает людям жить, сфотографируем её и напишем жалостливый текст. По уму надо идти к чиновникам с этой фотографией, а не к читателям - они и так про эту дырку все знают. И по итогам посещения кабинета большого человека писать, что там решено, как чиновник отреагировал, когда жителям цлицы Мира ждать ремонта. А вместо этого местные журналисты занимаются подчас какой-то ерундой.
Но Владимир – маленький город, и все, наверно, через 3-4 человека знакомы друг с другом. Это так или иначе накладывает отпечаток на то, что ты пишешь. Велика вероятность того, что твои слова твоему же другу или вообще родственнику сломают жизнь.
Да, это есть, и ты постоянно находишься в какой-то ловушке. Наверно, быть общественно-политическим обозревателем в таких условиях очень тяжело.
Я вот даже сейчас говорю и думаю, как бы мне сказать помягче, чтобы не обидеть ни владимирских людей, ни владимирских журналистов. Все жители города Владимира, любой социальной прослойки, они все очень обидчивые, как любые люди, живущие в провинции. Не надо оглядываться на обидчивость этих людей, работая журналистом. Блин, ты же должен донести информацию, ты не должен сообщать правду, истину в последней инстанции! Если всё написано бесстрастно, то никакой проблемы быть не должно. У тебя есть миссия рассказать читателю о том, что произошло. Всё.
А есть ли какой-нибудь характерный для владимирских СМИ набор тем?
В целом, когда читаешь российскую прессу, даже федеральную, ты понимаешь, что это уныние, страх, смерть, кошмар, кровь и отчаянье. Всё, и больше в стране ничего не происходит. Всё хорошее происходит в телевизоре: то надои увеличились, то урожай какой-то гигантский собрали. И то, и другое - перегибы, часто даже и вовсе неправда. Новости должны быть сбалансированы. Ну неужели, никому не интересно, как живут капибары в московском зоопарке, как у них дела вообще? Мне вот интересно. На свете есть куча прекрасных новостей: канадский лис поселился в гнезде, человек в костюме травы попытался пробраться в музей минералов, женщина избила друга бутербродом, ну везде же постоянно что-то происходит!
Кстати, в рубрике «Из жизни», которую ты вела на старой «Ленте.ру», в основном появлялись новости из-за рубежа. Неужели у нас ничего не происходит совсем?
Я никогда специально не искала заметки из Владимирской области. Если и приходилось писать что-то такое... Честно говоря, я даже не помню, что писала бы что-то про Владимир по своей воле. Специально меня тоже никто не заставлял. Когда служба мониторинга находила что-то из Владимира, меня иногда спрашивали про географию города или какие-то ещё уточняющие вещи, но писать – нет. Мы вообще были большой командой без какой-то региональной принадлежности, все принадлежали к национальности «Лента.ру».
Ещё вот какая штука. У меня было довольно мелкое сито для отбора новостей. 90 процентов всех новостей отбирались вручную, по вкусу, в некоторой степени по принципу «можно ли сделать из этой новости охренительный заголовок». Грубо говоря, если новость пришла из Сыктывкара и там случилось что-то смешное, мы наверно, напишем, хотя бы потому, что Сыктывкар уже само по себе смешно, да и событие на этом фоне выиграет. Когда ищешь новости из Владимирской области, трудно даже понять, какое ключевое слово нужно забить в поиске: «Владимирская область смешно», «Владимирская область забавно», «Владимирская область животные», «Владимирская область любовь», «Владимирская область торт», я не знаю.
Я пыталась наладить связь с регионами, составила определённый список газет, журналов, и писала им письма, что вот я работаю в рубрике «Из жизни» и мне катастрофически не хватает российских новостей. А ведь у нас таких новостей, я уверена, дохрена, каждый день кто-нибудь находит в салате лягушку. Но мало того, что люди в принципе никуда об этом не сообщают, сидят себе и сокрушаются на лавочке у подъезда, так у нас и такие же сотрудники СМИ. Некоторые мне не отвечали вообще. Другие отвечали что-то в духе: «А какая наша выгода?».
Вот есть такая черта... не люди, а размазня. Не хочется им сделать какую-нибудь классную вещь, да просто спасти ёжика! Все же спасали ёжиков в своё время, все помогали им перейти дорогу. Если мой ребёнок пришёл домой, нафоткав на телефон то, как он помогает перейти ёжику дорогу... В Англии какая-нибудь районная газета написала бы великий текст про этого ёжика! Он бы состоял из трёх абзацев, но это был бы классный, очень хороший, смешной текст про то, как ребёнок помог ёжику. А у нас это всё фигня, это всё мелко, это мы, значит, не пишем, это вообще не забавно, это всё не то, давайте лучше писать про дырку на дороге на улице Мира. Всем лень весело жить. Все хотят жить каким-то привычным, устоявшимся маленьким владимирским образом жизни.
А лично для тебя, может быть, как для человека родом из провинции, что значит потеря «Ленты.ру»?
Во-первых, это большая личная потеря, потому что той команды, в которой мне было приятно работать, больше нет. Просто по-человечески это был потрясающий коллектив, где все свои, люди, которые не соответствовали этому духу, не могли выжить в этой атмосфере, довольно быстро отсеивались. Я когда пришла в «Ленту.ру», первое, что услышала – трёхэтажный мат, и я поняла, что наверно оказалась где-то на своём месте. Я не могу, когда люди лицемерят и называют друг друга на Вы в редакции, где все каждый день сталкиваются.
А как для человека из провинции, который вдруг устроился на работу в «Ленту.ру», я считаю, что мне удивительно повезло. Потеря в какой-то степени помогла мне осознать себя как человека из маленького города, который приехал и действительно делал огромную, большую работу. Когда ты в этом большом коллективе работаешь, ты же не считаешь себя великим журналистом или великим автором, ты просто делаешь свою работу. Когда этой работы у тебя не стало, и ты видишь, как это теперь происходит...
Я не думаю, что во Владимире кто-то прямо супер знает моё имя, и что именно я вела рубрику «Из жизни». Я никогда не чувствовала себя звездой, и часто даже моя семья не понимала, чем я занималась-то вообще по своей работе. Но если когда-нибудь появится летопись, и там напишут, что человек из Владимира делал «Ленту.ру», мне было бы приятно. Идентичность, связь с местом приятно осознавать не по отношению к себе, а по отношению к городу. Если бы город мог бы сказать «Жму руку тебе, Лена Аверьянова, что ты делала новости такими, какими они должны были быть», мне было бы... как по голове погладили. Молодец, Лена. Садись, пять!