На правах сказки

Илья Поляков:
Писатель
Илья_Поляков
Особый русский путь, по сути, прост: нежелание признавать ошибки и разрушать иллюзии, построенные как занавес от всего мира. Все, что входит в конфликт с этой концепцией, подлежит жесткой блокировке
ИСТОРИИ 10 января 2018, 12:43 4 6116

Говорят, что Новый год самый семейный из всех семейных праздников. В принципе, оспаривать тут нечего. Можно только уточнить: с возрастом градус праздничного восторга несколько снижается, хотя и не так интенсивно, как бывает с днем рождения. Поэтому для меня лично это не то что самый семейный — самый добрый и миролюбивый праздник.

На моей памяти традиция Нового года обрастала дополнениями несколько раз. Сначала стало популярно отмечать еще и Старый Новый год. Собственно, никаких застолий в этот день не проводилось. Просто было принято, что называется, «чудить». Родители говорили, что такая традиция пришла из деревень — после объединения последних.

Шутки случались довольно жестокие. Впрочем, отдельные выходили удачными и не были лишены некоторого адресного обаяния. Помню, как в начале восьмидесятых у нашего клуба обработали общественную елку под пальму и полученный лапник раскидали от поселкового совета к кладбищу. Дополнительно вывески «Опорный поселковый пункт» и «Вино-водка» поменяли местами. Оно, конечно, хулиганство, но что-то в этом перформансе чувствовалось правильное, настоящее.

Участников акции я знал лично. Сейчас почти все они или вымерли от последствий культа Бахуса, или привычно отдают дань пенитенциарной системе. Такая вот плата за пассионарность.

В годы Перестройки заговорили о Рождестве. Даже принялись его отмечать, сначала довольно робко, потом смелее. Когда совсем уж разохотились, добавили еще одно — католическое. Тут, надо полагать, сыграла привычка праздновать два Новых года. Следовательно, если есть два Новых года, то и одного Рождества как-то маловато — подавай сюда дубликат.

О русском пути в истории

Теперь о личном. Я признаю Рождество, просто традиции католицизма мне как-то ближе и понятнее. Православный путь лично мне не импонирует в принципе. Попробую объяснить.

Новый год есть праздник светский. Рождество известно в рамках традиции религиозной. Новый год старше — с 1 января его отмечали еще в Древнем Риме с легкой руки Юлия Цезаря — за 46 лет до первого Рождества. Оба праздника в наше время практически слились и воспринимаются как одно растянутое действо.

Смещению акцента с Рождества на Новый год мы обязаны советской власти. Если кому интересно, то елки в Горках, широко разрекламированные всякой литературной Лениниадой, были именно рождественскими.

В конце 1920-х Рождество и его атрибуты попали под запрет — как чуждые сознанию строителя коммунизма. В 1935 году традицию возобновили, но уже в куцем, деформированном виде — только застолье на Новый год.

Теперь давайте подведем сальдо. Новый год в Европе отмечают с 46 года до нашей эры. Не везде — кто-то примкнул только в XVI столетии.

В России все сложнее. До 1492 года год начинался в марте. С 1492 до 1700 счет пошел от сентября. И только при Петре Великом страна перешла на общеевропейское летосчисление — с 1 января от Р.Х.

Любопытно, что и тут реформа Петра оказалась куцей, кургузой — как и большинство его торопливых начинаний. Мир давно отталкивался от григорианского календаря. Петр же, введя счет эпохи от Христа и убрав 5508 лет под кат, оставил юлианскую основу. На момент реформы разница составляла декаду. На сегодня погрешность выросла до 13 дней. К 2200 году разрыв достигнет 15 суток.

Такое упрямство доставляло хлопоты и неудобства не только россиянам, но и соседям. Например, одной из причин поражения союзников под Аустерлицем послужила разница в календаре — пришлось дожидаться русских, что дало возможность Наполеону осмотреться, закончить перегруппировку и подготовиться к битве. Войска коалиции четко следовали плану, но вот разницу в календаре не учли. Поэтому часть сил маршировала на войну с опозданием почти в две недели.

В 1918 году календарь в России еще раз реформировался по примеру более продвинутых соседей. Но тут заупрямилась РПЦ. И духовные отцы решили жить, как прежде — «по заветам дедов». И получается, что на деле мы вроде как Европа, но в духовном (или временном) плане все же отстаем — и градиент продолжает нарастать.

Лично мне непонятно такое упрямство. Если быть объективным, то все религиозные вехи условны. Христиане знали, как заместить в сознании недавних нехристей прежний пантеон, поэтому все даты новых праздников накладывались на прежние языческие. Прием старый и верный — точно так же поступали и коммунисты в свое время.

Видимо, особый русский путь, по сути, прост: нежелание признавать ошибки и разрушать иллюзии, построенные как занавес от всего мира. Все, что входит в конфликт с этой концепцией, подлежит жесткой блокировке. Поэтому при очередном крахе типовых мертворожденных грез глупое упрямство и эпистолярные образчики вроде «Товарищ Сталин, произошла чудовищная ошибка...» понятны только самому носителю концепции и маложивучи вне этой системы ценностей.

Так что католики мне по-человечески понятнее — традиции не имеют права так часто меняться на манер флюгера и мешать прогрессу, сохраняясь там, где нет нужды.

О традициях

Рождественская елка — изобретение немецкое. В Россию ее завез все тот же Петр I, но после смерти императора традиция ушла. Елочный ренессанс случился в веке XIX — сначала в семьях лютеран, потом и у оставшегося населения. Во многом закреплению традиции в России поспособствовала оглядка на самую развитую страну мира той эпохи — Англию. Там тоже переняли у немцев обычай наряжать рождественское дерево. Но первопричиной уже оказался принц Альберт — то был обычай его родины.

Собственно, Рождеством, как мы его знаем и представляем, мир обязан все той же Англии и промышленному развитию, случившемуся в викторианскую эпоху. Оттуда пошли массовые подарки и поздравительные открытки, хлопушки и повышенная семейность праздника. Интересно, что именно английского писателя считали «Творцом Рождества». И звали того литератора Чарльз Джон Хаффем Диккенс.

Если самого прославленного классика на портретах еще можно как-то перепутать с нашим Николаем Некрасовым, то уж авторство «Рождественских повестей» известно каждому мало-мальски грамотному человеку.

Честно целиком Рождеству посвящена только первая «Рождественская песнь в прозе». В остальных новеллах праздник упоминается только мельком, а «Сверчок» и вовсе умалчивает. Но именно этот сборник дал человечеству ощущение праздника и ожидание сказки. Такое восторженное ожидание доброй, небывалой истории, которая непременно случится с каждым — только важно верить. Вероятно, именно по этой причине для огромной части человечества Рождество и стало главным эпизодом года — чистая религиозная традиция ставит выше Пасху. Прихожане соглашаются, но чудес ждут именно от Рождества.

Мои истории

У меня тоже есть свои истории, свои пунктики, связанные с Рождеством. Они по-своему неуклюжие и малозначительны для постороннего, но я отважусь их рассказать. Интересно, что обе произошли почти одновременно — в декабре 2001 года.

Потребуется небольшое вступление, но я постараюсь не злоупотреблять читательским терпением.

В каждой семье есть какой-то памятный сувенир — почти реликвия. В нашей - одной из таких памятных вещей служило обычное шерстяное одеяло. Бело-зеленое, верблюжье. Мама его купила с какими-то легендарными усилиями, отчего вещь ценилась и сохранялась с особым трепетом.

Я помню его тепло во времена детских простуд и в межсезонье, когда время центрального отопления еще не приходило. Финал одеяла оказался вполне прозаичен — его беспардонно сперли из моей комнаты в энергетовской общаге по весне, когда пришло время пятому и шестому курсу сдавать казенное имущество. Когда основная масса студентов разъехалась по домам или проходила практику на кафедрах, дипломники выламывали двери в пустующих комнатах и дополняли недостачу — такой промысел практиковался часто.

Ценность одеяла по факту числилась не особо серьезной — сказывалась амортизация. И все же обидно так лишиться его.

И вот в 2001 году, после развода, мне пришлось заводить домашнее хозяйство с нуля. И в декабре мама друзей — к сожалению, она ушла в этом году — подарила мне одеяло. Бело-зеленое, из верблюжьей шерсти.

Сегодня это одеяло (да простят мне столь интимную подробность) есть часть моей постели в роли наматрасника. И я ужасно боюсь, что когда-нибудь оно придет в негодность и с ним придется расстаться. Это неправильно — так привязываться к вещам. Но мне дорога история, ореол — сама вещь служит лишь слабым доказательством того, что произошло на самом деле.

А когда мне подарили это одеяло, я шел через центр города (аккурат в католический сочельник) и заглянул в книжный — покопаться в букинистическом отделе. Там почему-то остро-остро захотел купить детскую книжку И. Василенко. «Артемка» издания 1950 года. Стоила та копейки, а на форзаце стояло рукописное посвящение: «Сыну Сереже от папы. Москва, Арбат, 1954 год».

Книгу я купил, а при случае показал отцу. Мол, вот на какую литературу пробило. Тот, увидев книгу, изменился в лице. Это была его детская книжка, а посвящение написал мой дед, когда ездил с ним по делам к московской родне.

Я не знаю, как, какими путями и через сколько владельцев прошла эта книга. Но то, что в результате она попала ко мне — удивительно. Другое время, другой город, другая жизнь.

Вероятно, в совпадении повинен дух Рождества. Но я пока не знаю, так ли это. Я просто верю, что такое имеет право и может произойти наяву — не все сказки вымышлены.

С тех пор ничего удивительного со мной на Рождество не случалось. Или я перестал замечать чудеса, верить им.

Поэтому всем, независимо от тонкостей конфессии, я желаю одного: небольшой сказки наяву. Такого маленького штришка, что способен хоть немного раскрасить жизнь если не каждому, то тому, кто однажды разучился различать оттенки.

Anno Domini MMXVII

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции