У каждой эпохи свои маркеры. Не надо настраивать зрение на глобальные образы и свершения мирового порядка. На уровне отдельного человека тоже найдутся четкие временные метки. В бытность Пушкина умение рисовать являлось в чем-то сродни современному навыку фотографии. Во времена юности моей бабушки не иметь значка ГТО — позор. В школе, где я учился, только бестолковый не держал в руках паяльника.
Самые продвинутые собирали бегущие огни на микросхемах 155 серии. Тем, кому навыка не хватало, мудрили с мерцающими елочными гирляндами на основе лампового стартера и конденсатора. В магазинах же хозтоваров оставались дефицитом тонкие шлицевые отвертки — ими регулировали воспроизводящие головки магнитофонов.
Гурманы от музыки стремились к обладанию катушечными гаджетами. Такими, чтобы в названии присутствовал цифровой индекс, начинавшийся с единицы или нуля. Единичная буржуазия покупала японские мыльницы по цене мотоцикла с коляской и вздыхала, что теперь приходится брать кассеты «Сони» или «Акфу». Наш родной «Славутич-Свема» не гармонировал с пластиковым азиатом, накрытым салфеткой-ришелье.
Народ попроще довольствовался отечественной продукцией второго и третьего класса. Ценился «Парус-201» за наличие стереофонического выхода, «Романтик-306» за неубиваемость и способность громко орать (кстати, этому магнитофону часто ручку заменяли на солдатский ремень — так понтовее на улице). Наша владимирская «Нерль», признаться, восторгов не вызывала — уж очень ломкая, тяжелая и бестолковая.
Мне служил агрегат с гордым именем «Карпаты-206». И уже тогда бросалось в глаза, что этот капризный магнитофон имел массу близнецов: «Русь», «Весна», «Ритм», «Рига». Так я получил понятие об унификации.
Вся эта крайне ненадежная техника ломалась часто. И у каждого владельца ремонт выглядел примерно одинаково: разбирался корпус, проверялось натяжение резиновых пассиков, корпус собирался. Только после таких манипуляций технику сдавали в ателье. Зачем повторялся ритуал с разборкой — мне неведомо. Возможно, сказывалась вечная русская самоуверенность или вера в чудо. Хотя больше склонен думать, что это рудиментарное поведение, обусловленное недавним ламповым засильем — неисправность в подобной радиоэлектронике часто удавалось определить на глаз: или накал у лампы переставал светиться, или та не грелась.
В наших краях ремонт подразумевал поездку за полтора десятка километров. Да и тот, говоря по справедливости, не всегда обещал должный результат – как повезет. Куда проще обратиться к кустарю. У нас таким умельцем был некий Тихон – бывший одноклассник брата моей одноклассницы. Но для меня то был человек, действительно понимающий в схемотехнике.
Нет, я сам ходил в радиокружок и запросто собирал цветомузыки и простые радиоприемники. Просто дальше навыков не хватало. Я плохо понимал процессы и законы внутри устройства. Тихон же умудрялся восстанавливать работоспособность сложнейшей радиотехники, порой совсем без запчастей – он просто менял схемотехнику или заставлял исправные контуры брать на себя функции неисправного. И результат выходил отменный. Я, пожалуй, и сегодня смогу нечто подобное провернуть с дисковым телефоном. Но чтобы заставить работать телевизор или магнитофон, да еще с оставшимися лишними деталями – это мне непосильно.
Вот тогда я и услышал от Тихона простой тезис, которому сначала не очень и поверил. Уж очень просто и легко он объяснял устройство мира.
Устройство мира простое – так говорил Тихон
Секрет производства надежных вещей прост. Вот есть нож. Если его выковать из нормальной стали, заточить под нужным углом, закалить, как надо – и можно будет работать всю жизнь, только подправлять изредка. И нож этот внукам достанется – если грибник его какой доморощенный не …(дальше неразборчиво). Важно соблюдение технологий. Телевизор – это такой агрегат, где таких ножей много. Каждый транзистор – это много ножей разного размера. Ничего сложного. Нужна систематичность.
Беда в том, что мы микросхемы делаем так: берем чужую и снимаем слой за слоем. Это помогает понять ее устройство, ее архитектуру. И повторяем потом, вот только иначе, не соблюдая первоначальных технологий. Мы свой вариант производства приспосабливаем для повторения. А они прошли методом проб и ошибок. Они знают, для чего они поступают так, а не по-другому. Поэтому наши приемники работают не так, как у них. Потому что мы не куем ножик. Мы его из опилок на казеиновом клею лепим. И беда не только в этом. Беда в том, что скоро электроника настолько ужмется, что подобный шпионаж станет невозможным. Мы пропустили важный этап эволюции. Мы присвоили его, так и не поняв сути.
Почти по Станиславскому
Мне казалось, что Тихон преувеличивает. Я же учился в нормальной советской школе и твердо верил, что партия непогрешима, что враги нас окружают, капиталистическая военщина распускает руки, а где-то негров линчуют. А тут такое заявление. Ну не верю!
Потом я узнал, что «Запорожец» потому горбатый, что в итальянский «Фиат» воткнули движок разработки Вермахта. А «Чайка», «Волга» и даже суровый «Захар» – это «Паккард», «Форд» и снова «Фиат» изначально.
Такими были трактора и телефоны, болоньевые плащи и даже туалетная бумага.
Я увлекся ламповыми радиоприемниками. И с ужасом узнал, что прекрасная «Звезда-54» слизана с французского «Превосходного». А предшественник 54-ого (тоже, кстати, «Звезда») был и вовсе негодным – из-за картона в контуре настройки. Он просто размокал и терял избирательность.
В книжках по радиоэлектронике 1930-х полно рекомендаций не использовать бумажные конденсаторы – мол, нестабильны в работе. И утверждение это верно для родного производителя. Но вот немецкие «Радиофункены» времен войны, которые мне доводилось вылавливать даже из помоечных луж, работают и сегодня. И емкость их соответствует номиналу.
И еще одно удивительное наблюдение. В СССР выпускалось множество приемников, запертых в корпуса светлого и темного дерева, с хрустальными шкалами («Мир») и пластиковыми панелями на железном корпусе («Москвич МРЗ» - полный аналог нашего александровского «АРЗ» и не только). Это было дикое изобилие. Но… только внешне. Потому что внутри у них была начинка двух или трех типов. Схема одного приемника почти не отличалась от схемы другого. Это были типовые разработки, максимально унифицированные между собой.
Кстати, мощный «СВД-1» 1936 года, выпускавшийся в Александрове, разрабатывался американскими спецами, как и сменивший его на конвейере в 1939 «МС-539». Правда, во второй раз иностранцам не заплатили за идею – мол, сами додумались до такого.
Интересно, что на страницах выпускавшегося тогда журнала «Радиофронт» (и его предшественника «РАДИО всем») несколько лет разворачивалась дискуссия, какие лампы копировать – американские или французские? На немцев не ориентировались – в немецкой схемотехнике накал ламп включался последовательно, что неудобно для унификации, а собственные «Светланы» (это название завода и ламп) вообще оказались полной дрянью. Если кому-то интересно, то сперли и французские лампы, и американские. Просто в разное время. А результат, думаю, понятен и без пояснения.
На правах притчи
Недавно один из депутатов Госдумы доработал идею импортозамещения. Предложил наплевать на систему международных патентов и начать выпускать их разработки, что, конечно, смешно. Совсем недавно нас уверяли, что там вообще ничего не выпускают, кроме долларов. А тут собрались какие-то разработки воровать просто внаглую. И бабушки у соседнего дома на лавочке резюмировали: «Молодец, мужик!»
И тут я вспомнил народную реакцию на фильмы с участием Брюса Ли.
В 1980-х, на пике популярности картин с Маленьким драконом, только ленивый не заимел нунчаки. Их делали из березы и бука, текстолита и клееных композитов.
За свою жизнь я трижды видел, как применяют этот инструмент в драке. Точнее, как в драке пытались орудовать нунчаками трое персонажей, решивших, что обладание этим оружием делает их крутыми без занятия единоборствами. Из троих двое заехали себе по затылку. И один – в пах.
Боже, благослови магазины спортивных товаров!
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции
