От Владимира до Урюпинска

Светлана Киреева:
С.Киреева
О том, к каким очевидным мыслям могут привести неочевидные дорожные наблюдения по пути от одного провинциального города России к другому
ИСТОРИИ 13 октября 2013, 18:08 8 7536

Раз в год я езжу на свою малую родину. Она у меня в Волгоградской области, рядом с «всероссийским брендом» под названием Урюпинск. Дорога от Владимира до этого Урюпинска чуть больше 700 км. Выезжаем рано утром. Приехать получается только часов через 11-12. Границу Владимирской области не заметить нельзя: ни одним сантиметром далее заканчивается ровная заасфальтированная дорога. Дальше - почти сплошные ямы, ухабы и бесконечные слепые повороты. Каждый раз я думаю, глядя на этот безумный серпантин, кого или что пытались обойти рязанские дорожные строители, прокладывая так дорогу. Ответа пока не нашла.

По дороге проезжаю через несколько областей: Рязанскую, Тамбовскую, Воронежскую и часть Волгоградской. В каждой области свои приметы. Например, вдоль всей трассы по Рязанщине стоят краснокирпичные заведения «М» и «Ж», нигде больше их нет. Вообще. Или вот еще, в той же Рязани беда с дорожными указателями, и проехать, к примеру, через нее, особенно в обратную сторону, можно только при помощи «звонка другу». А в Тамбовской области лучше не останавливаться обедать - несварение будет обеспечено.

Дорога дальняя. То промелькнет за окном название деревеньки Кобылинки, которая, по утверждению местных жителей, дописанному черной краской на указателе, «рулит», то загадочная речка Вобля, то кафе «Казачий круг» в мужицком-то Тамбовском крае.

100_0783.JPG

Останавливаемся у сестры, живущей на хуторе под Урюпинском. Здесь все еще много ребятни, есть многодетные семьи, здесь по-прежнему в цене живое общение. В воздухе тревожно: люди боятся за судьбу реки Хопер, ищут приметы его гнева против строительства никелевого завода. Девяностолетняя бабушка зятя, бойкая, черноглазая казачка рассказывает о разливе Хопра, потом вздыхает, что рыба уходит: видно, «осерчал» Хопер. По улицам хутора ездят машины, на переднем стекле каждой из которых, в уголке антиникелевая наклейка. На заднем стекле у многих написано: «Я не с тихого Дона, я - с буйного Хопра!».

Вечером с работы приходит зять. Сестра жалуется, что муж много работает, но и зарплата у него хорошая - 15 тысяч рублей. Сама она трудится санитарочкой в местном ФАПе. Ее зарплата - минимальная. Зять степенно ужинает и рассказывает последние новости: «Казаки в Новохоперск на круг собрались. Тыщ шесть человек будет». С сожалением замечает, что нашли храбрецов, которые по весне сожгли вышки на никелевой стройке: «Теперь туда ОМОН нагнали. А тады знаешь, как было? Казачки на машинах по полям приехали и по полям уехали. Номера грязью заляпаны. Как уж вычислили и не знаю. Скорее всего крайних взяли». Речь зятя да и сестры, как музыка - изобилует казачьим диалектом, основательно подзабытым мною за время жизни в большом городе Центрального региона России.

100_0769.JPG

Вечером приходят их друзья. «Ты вот, депутатша, нам скажи…» И бесполезно объяснять, что я не депутат и никогда им не была - для них я - человек, умеющий объяснить им их права. За разговором выясняется, что соседская собака, сорвавшись с цепи, сильно покусала младшего сына их кума. Кум подождал 10 дней, чтобы проявилось бешенство, а когда стало понятно, что собака здорова, собственноручно задушил псину.

Но претензий у соседей нет. Всех волнует другое: «Опять скотину у нас переводят. В прошлом году всех кур уничтожили, грипп птичий, вроде, нашли. В этом году - свиней. Чуму признали. Силком забирают за бесценок и увозят. А еще и рынок почему-то закрывают. Как свиньи с козьим пухом связаны? Это нам, наверное, власти устраивают за то, что мы против никелевого завода?».

И снова разговор возвращается к Хопру: «Если завод построят - Хопер уйдет и наша жизнь закончится. Этого допустить нельзя. У нас и так экология нарушена. Вот у соседей сын год назад умер. Мальчишка 13 лет - от рака. Никогда раньше у нас этой заразы не было. А теперь все наши дети под такой же угрозой ходят. Что нам делать?».

Часов в 9 вечера фонари в хуторе гасятся. Южные ночи темны. Развлечений мало, а работы много. Вслед за фонарями гаснут окна в домах. Народ-трудяга засыпает. Только сверчки стрекочут, да сладко пахнет полынью.

В каждую поездку бываю в Урюпинске. Всегда удивляюсь тому, что в городке, где нет заводов и крупных промышленных предприятий, все чисто и красиво. Есть парки, есть уличные скульптуры: вот у вокзала пряхи (большинство местного населения живет вязанием пуховых платков), а там, рядом со старой аптекой, - памятник самой козе. Среди местных бытует поверье, что если потереть той козе и ее козленочку нос и загадать желание, оно обязательно исполнится.

пряхи.jpg

Есть памятник Шолохову, вернее героям Шолоховского рассказа «Судьба человека», ведь именно тут снимался одноименный фильм. Фонтаны, парки, в том числе парк «Курск» в честь урюпчан, погибших на подлодке. И очень много социальной рекламы. Даже не социальной, а патриотической. Ни в одном городе страны я столько ее не видела. Везде, начиная от рекламных тумб, до церковных стен надписи о любви к Урюпинску, о величии Урюпинска, тут же на баннерах антиникелевый протест(!). Поэтому неудивительно, что никто из местной молодежи не ломает многочисленные лавочки, урны, не выкорчевывает клумбы.

100_0763.JPG

Всю обратную дорогу я думаю о том, какая большая и красивая у нас родина. Вон японцы каждый клочок своей земли используют, а мы? Чем ближе к Москве, тем меньше вспаханных полей, тем больше пустырей, полуразрушенных ферм, пустых глаз бомжей и пьяниц у обочин дороги. И так становится горько. Страна в предчувствии смерти, как Хопер, сопротивляется, серчает, брызжет яростью, но остановить процесс, кажется, уже не может. Или еще может?

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции