Со следующим ведомственным музеем, о котором пойдет речь в моем коротком очерке, у меня связь особая. Сугубо личная и давняя. Отчасти мистическая. Когда в конце 1996 года я переехал во Владимир, то особых средств на аренду жилья у меня не имелось. И потому я снимал комнату в частном доме на улице Демьяна Бедного. В доме том жила парализованная старушка со своим изрядно выпивающим мужем, который, меж тем, ухаживал за ней до последнего. В доме том поддерживался своеобразный культ прежнего владельца – отца этой самой старушки. Сохранялось его деактивированное ружье и масса картин, намалеванных не совсем умело, но старательно. Самописные глухари и среднерусские пейзажи смотрели с каждой стены – прежний хозяин увлекался живописью и даже брал уроки у местных художественных мэтров. Естественно, я заинтересовался основной профессией этого уже на тот момент умершего человека и узнал, что он заведовал еще в довоенное время междугородной телефонной связью и телеграфом. Так я впервые проникся теорией телефонной связи.
Через несколько лет я ненадолго стал связистом – работал электромехаником на нашей 3-й АТС, располагавшейся на Гороховой улице. Тогда как раз стали менять декадно-шаговое оборудование на 2-й АТС, что располагалась в здании главпочтамта на улице Подбельского, и я научился неплохо разбираться в дисковых телефонах. Благо, еще в школе немного увлекался радио и даже посещал профильный кружок. А потом узнал, что в здании, где я работаю, есть небольшой музей телефонной связи. Потом познакомился с людьми, его курировавшими – двумя связистками-пенсионерками. И даже поучаствовал в восстановлении некоторых экспонатов этого музея. Вот мемуарная часть моего повествования, поскольку происходило все это два десятка лет назад с лишним. Далее пойдет научно-популярная. Или прикладная.
Задумав писать о ведомственных музеях, я сразу вспомнил о своем опыте волонтера-реставратора. И попробовал по старой памяти связаться с работниками, ответственными за сохранность экспозиции, рассказывающей об истории связи во Владимире. И довольно скоро вышел на Аллу Владимировну Плотникову, любезно согласившуюся провести меня туда. За что хочу сказать ей огромное спасибо. Кстати, экспонатов в том музее прибавилось. А еще, оказалось, крайне приятно узнавать те телефонные аппараты, которые когда-то оживил.
Сначала немного теории о том, как устроен телефон прежних эпох. Я не стану рассказывать, как работает, к примеру, фриттер – устройство, позволяющее избавить пользователя от щелчков в трубке и выслушивания собственного голоса при разговоре. Проигнорирую значение разделительного трансформатора и прочей тягомотины. Но я попробую пояснить, как вообще устроена телефонная связь. В принципе, понять это не так уж и сложно, если вспомнить базовый курс школьной физики. Этих знаний вполне достаточно. Кому неинтересно – переходите сразу к картинкам.
Итак. Есть трубка, в которой смонтированы микрофон и динамик. Это то, что позволяет абонентам говорить друг с другом. У второго человека на линии тоже есть такой же микрофон и динамик в трубке. В принципе, это уже два абонента с телефонными аппаратами.
Два таких телефона соединены проводами друг с другом – это, будем считать, телефонная линия. По этой телефонной линии проходит электрический ток. Причем ток постоянный. Если мне память не изменяет, напряжением в 60 вольт. И, когда абоненты разговаривают, они задействуют линию именно с постоянным током. Но это при разговоре. А в режиме ожидания телефонные трубки при помощи специальной контактной группы отключены от линии. В противном случае в наушнике будет слышаться постоянное гудение. И как организовать вызов?
Вызов обеспечивается весьма просто. При вызове в линию подается переменный ток напряжением в 110 вольт. А переменный ток по своим характеристикам сильно отличается от тока постоянного. Итак, в состоянии ожидания наши трубки отключены от линии. Но в эту линию на время ожидания на все время включается звонок, который подсоединен не напрямую, а через конденсатор. А конденсатор имеет одну особенность. Он пропускает ток переменный, но не пропускает постоянный. А потому звонок, через него подключенный, будет реагировать только тогда, когда в линии появится переменное напряжение.
Теперь вопрос о том, когда и как пускать по линии то или иное напряжение. И тут есть два варианта. Начнем с того, что существовали два типа телефонных аппаратов. Так называемые МБ и ЦБ. То есть телефоны местной батареи и телефоны центральной батареи. В чем их отличие? Для телефона МБ питание расположено в самом аппарате. Попросту говоря, в нем стоит батарейка (в народе «басовка» в честь названия аббревиатуры БАС). Довольно здоровая – все же 60 вольт надо выдавать длительное время. И эта батарейка используется для обеспечения разговора. А вот вызов осуществляется посредством небольшого генератора переменного тока, который называется индуктор. И который следует вращать вручную. То есть, телефон системы БМ представляет собой ящик с трубкой и небольшой ручкой, которую следует крутить. Такое мы видим в старых кинофильмах. Это когда «Алло, центральная» или «барышня». При таком способе организации вызова вы отправляете сигнал на станцию (коммутатор). И с вами связывается дежурный связист – та самая барышня, которая вручную через коммутатор подключает вас к нужной линии. Собственно, первые телефоны именно так и работали. А потом не хотели сдавать позиций годов до 1960-х примерно. И даже во времена моей школьной юности (1980-1990) вовсю работали на железной дороге, обеспечивая связь между перегонами.
То, что держать на станциях целый штат связисток не выгодно экономически, понимали еще тогда. И потому не прекращали попыток автоматизировать процесс. И в 1888 году два догадливых американца выдумали декадно-шаговый искатель, позволявший автоматически перекоммутировать сигнал в нужную сторону. Они же придумали и дисковый номеронабиратель – это тот, с которым интуитивно ненавидишь людей, у которых в номере изобилуют нули и девятки. Кстати, декадно-шаговый искатель очень сильно похож на номеронабиратель. Только с магнитиком, который, точно счетчик, перегонял контактную группу на нужное количество позиций – от одной до десяти. Затем в дело вступал второй такой искатель, третий и проч., и станционная паутина автоматически соединяла адресатов.
Через пять лет талантливый одесский инженер, ставший американским гражданином, усовершенствовал братскую разработку, предложив координатный искатель – по сути, та же контактная группа, которая теперь не крутилась на карусельке, как у братьев, а нависала над пластиной с контактами (10х10), отчего конструкция получалась в разы компактнее.
Итак, автоматические телефонные станции появились почти сразу после изобретения телефона. Но вытеснить ручные коммутаторы они не могли аж до второй половины века ХХ. Особенно на междугородних линиях. Помните, как в свое время приходилось бегать на переговорные пункты, где «Девушка, три минуты кого-нибудь». Так это еще в девяностые работало. И причина банальная. Просто телефон как коммуникативное средство оказался настолько востребован, что абонентские сети овладевали миром быстрее плесени. Оттого АТС немного опоздали к премьере. Совсем чуть-чуть. Но этого хватило – и борьба с уже исправно функционирующим соперником, пусть и эволюционно безнадежно отставшим, оказалась нелегкой.
И как работала система АТС? Очень просто. Питание отныне подавалось со станции на все наличные абонентские линии, централизованно. Источник постоянного тока теперь был один, общий. А для вызовов все так же применялся ток переменный, который точно так же выдавала центральная станция. Но только в момент вызова, после того как искатели выбирали нужного абонента.
Итак. Есть напряжение и сила тока. Ток у нас в линии постоянный. А вот силу тока можно менять – она зависит от нагрузки. Скачкообразно сила тока вырастает во время короткого замыкания. Вот номеронабиратель телефона как раз и устраивает такие короткие замыкания, перемыкая абонентскую линию накоротко. В линии скачкообразно возрастает сила тока (не сильно заметно, поскольку источник тока не такой уж мощный и специально ограничен в возможностях, чтобы не поплавить провода). И этих кратковременных пиков хватает, чтобы срабатывал электромагнит (соленоид, если быть точным – магнит с подвижным сердечником), передвигающий систему поиска на нужное число позиций. Однушка в номере – одно замыкание, одно срабатывание искателя. Двойка – два. И так далее. Любопытно, что старички-монтеры на ГТС иной раз звонили с распределительной коробки без монтерской трубки с номеронабирателем, коротя линию при помощи отвертки. Но это получается не у всех – нужно соблюдать строгую ритмичность.
Междугородная телефонная связь в ту пору устраивалась по тому же принципу, но только с небольшими коррективами – все же провода уходили в горизонт, отчего возрастали потери (называется затухание). Оттого приходилось устраивать всяческие промежуточные пункты вроде пупиновских катушек самоиндукции и электронных усилителей (между прочим, долгое время ламповых, поскольку лампы менее чувствительны ко всяким внешним наводкам и импульсам по сравнению с полупроводниками). Но сам принцип оставался прежним – короткие замыкания и щелчки искателя. По этой причине, кстати, в праздники работникам автозалов АТС приходилось туговато – там в пиковые часы стоял грохот, сравнимый с шумом ткацкой фабрики.
Этот затянувшийся экскурс необходим, чтобы читателям было проще оценить, что же находится в экспозиции этого небольшого, но интересного музея. Его собрание весьма специфично, но при поверхностном погружении в тему может представлять интерес для простого обывателя. Впрочем, я могу и ошибаться. Ну да мы отвлеклись. Итак, экспонаты.
Это то, с чего все и начиналось. Телефон фирмы «Эриксон» выпуска 1910 года. В описании экспоната сказано, что аппарат передал в дар Илларионов Г. Б., а восстановил агрегат Чернышов В. А. Могу добавить, что имелся еще один участник, работавший тогда мотористом дизеля аварийного питания на АТС-2, о котором я уже как-то писал на «Зебре». Финаев Дмитрий Николаевич. Это он точил и правил все латунные детали телефона. Интересно, что делал это по памяти – встречал такие чемоданы в молодости. Уже через несколько лет после завершения восстановления этого экспоната мне как-то встретилась техническая документация на эту модель. И оказалось, что размеры новодельных элементов совпадают со штатными до миллиметра!
А теперь присмотритесь к аппарату. Деревянный ящик, ориентированный горизонтально, содержал в себе всю электронную начинку – контактные устройства, индуктор и трансформатор. А в железном ящике ниже (он просто раскрашен под дерево) ставились батареи питания. Обратите внимание на рупор микрофона. Его научное имя амбушюр. Необходим для того, чтобы обезопасить мембрану микрофона (или наушника) от прямых механических воздействий. Просто она тогда представляла собой не тонкую металлическую пластинку, как сейчас, а тончайший диск из графита. Весьма хрупкий. Мембрану, кстати, можно было поменять на микрофонном капсюле. Но это занятие скорее для часовщика, поднаторевшего в мелкой моторике.
Эриксоновский аппарат представитель системы МБ. В то время в мире АТС вообще только в США производили. Но со временем они стали попадать и в Европу, в том числе и в СССР. Во второй половине 1920-х. И с 1928 года заводы (собственно, одного в Ленинграде хватало, остальные производства скорее на кустарные мастерские тянули) выпускали одну и ту же модель телефона, адаптированную под систему МБ или ЦБ.
Вот телефон марки ТАСТ. Нынешние киношники любят светить его в кадре, иллюстрируя староветхие сталинские времена, что никак не соответствует истине. Потому как разработка времен Хрущева. Ну как разработка… О советской схемотехнике чуть ниже. А пока телефоны МБ и ЦБ одной марки и от одного изготовителя из города Перми года примерно 1964. Один из этих аппаратов, кстати, попал ко мне разбитым в хлам. И тогда казалось, что я как-то топорно склеил корпус и аляповато запрятал следы ремонта. А тут спустя двадцать один год посмотрел – вроде и ничего. Я же знал, где искать следы. И нашел. А посторонние ничего и не заметили.
Вот еще любопытный стенд. Пузаны на постаментах марки все той же ТАСТ – это так называемые концентраторы. Устройства, позволявшие начальству избавиться от массы телефонов на столе. В такой агрегат заводилось сразу несколько линий. И какой-нибудь директор по одному телефону мог звонить секретарше, начальству и подчиненным по внутренней линии. Это как современный смартфон с несколькими симками и блютусом. Серенький кирпичик – тот же ТАСТ, но только поздних выпусков. Правее него, в центре на полке – аппарат завода «Красная заря» из Ленинграда. Эта модификация выпускалась с 1932 по 1940. О нем чуть позднее. А крайний справа на верхней полке – продукт прибалтийского завода VEF известный как БАГТА-50, дизайн которого содран с британского Бритиш Репортер времен Второй мировой. А вот начинка… Начинку позаимствовали у немцев. У разработки 1938 года. Любопытно, что и все телефоны ТАСТ, и БАГТА, который в 1968 году сменил ТА-68, а в 1972 ТА-72, имели одну и ту же схему. Не менялось ничего. Только детали ставили современного производства. Ну и корпуса меняли. А ливер оставался прежним, немецким, 1938 года рождения.
Правее гражданских аппаратов армейский коммутатор и два полевых телефона, у которых своя история.
Вот армейский коммутатор. Напоминание на нем вполне здравое. Но эта надпись родная, штатная. А еще встречаются граффити, которые могут не менее красноречиво рассказать об истории экспоната.
А теперь еще одна история для затравки. Если почитать воспоминания ветеранов Второй мировой, воевавших связистами, обязательно встретишь сравнения наших полевых телефонов и немецких. Наши на вызове имели зуммер, работавший тише немецкого звонкового. И наши телефоны отличались лучшей чувствительностью. Оттого работали при усаженных батареях питания и отсутствии нормального заземления. Но был у наших аппаратов недостаток, перечеркивавший все их достоинства. Это упаковка. Наши телефоны поставлялись в фанерных корпусах, а немецкие – в карболитовых. И оттого наши страдали от влаги, отказываясь работать. А немецкие терпели базирование в луже – только бы на плаву. И после войны, учтя опыт только что отшумевшей кампании, в СССР наладили выпуск полевых телефонов (практически полную копию немецких) в пластиковых корпусах. Основные модели разработки 1946 и 1957 годов.
Сейчас об этом мало кто знает. Но вот в 1964 году, когда выпустили этот аппарат, видимо, о немецкой родословной еще помнили. И кто-то даже дал аппарату имя собственное. О, Доннер Веттер! Дас кляйне Вундер!
Были телефоны гражданские. Выпускались телефоны для военных. Еще имелись телефоны для экстремалов. Вот такие, что устанавливались в шахтах, влажных помещениях, на кораблях, на взрывоопасных производствах. Не дай бог кому оказаться рядом с ними в тот момент, когда кто-то звонит на него! Возможен сердечный приступ. Потому как по громкости этот телефонный гонг не уступает магазинной сигнализации. А вот схема его опять унифицирована с другими телефонами эпохи СССР. И микрофон с наушником ничем не отличаются от обычных. Но оба амбушюра оформлены таким образом, что по телефону вполне комфортно говорить при обилии внешних шумов. Конкретно у этого аппарата, помню, почему-то была нестандартная схема подключения. Вообще в классическом прочтении подключение велось по схеме «директор-секретарь», только вместо секретарши вы попадали на диспетчера. А тут что-то непонятное встретилось, не описанное в специальной литературе. И мне пришлось изрядно повозиться, чтобы он полноценно заработал. Через два дня пришли старушки-смотрительницы и попросили отключить ему звонок – уж очень выдающимся он показался им в спокойном ХХ веке…
Это был рассказ о послевоенных телефонах, чья конструкция была унифицирована до безобразия, что, в принципе, давало некоторые бонусы в обслуживании и ремонте. Но до войны выпускались в Ленинграде другие телефоны, чье происхождение мне пока не открылось. Я сомневаюсь, что это разработка советских инженеров, но родственники их лично мне пока не известны.
Итак. Вот два поколения одного телефона МБ марки «Красная заря». Собственно, это один телефон, но разных лет выпуска. Вариация справа имела деревянный корпус и металлическую трубку. Корпус не сохранился. А трубка более-менее – мне ее помог восстановить все тот же Финаев Д. Н. Выпускался этот вариант с 1928 по 1932 год. В 1932 году дерево заменили на пластик (карболит) и немного доработали индуктор – старый работал не очень надежно из-за электрической схемы возбуждения, и потому поставили постоянные магниты. Именно индукторным магнитам мы обязаны иллюстрациям в детских книжках – там любят изображать их подковообразными. Но остальное осталось прежним. И этот вариант продержался в производстве с 1932 по 1940 год.
А вот так выглядит телефонный наушник конца 1920-х изнутри. Малопригодная для ремонта конструкция, стоит заметить. Помню, как я замучался сначала искать аутентичный провод в шелковой оплетке, а потом перематывать эту катушку. Спасибо Володе Коваленку (отчества не помню, к сожалению). Выручил.
Вот этот же телефон в настольном исполнении. И уже адаптированный к системе АТС. Также выпускался с 1932 по 1940. Имел предшественника в деревянном корпусе с латунной трубкой (тяжеленная!). Не знаю почему, но к этому аппарату 1938 года подошли как родные проволочные трофейные резисторы с какой-то Телефункен года 1943. Вот номеронабиратель не родной, к сожалению. Родной совсем железный и блестящий.
А это те самые коммутаторы, что стояли на телефонных станциях и в переговорных пунктах. Почти как армейские, только побольше и помощнее. Обратите внимание на подобие офицерского горжета времен Петра Великого, лежащего на рычажках коммутатора. Такие в кино про немцев показывают у полевой жандармерии. Это так называемая гарнитура – совмещенный с наушниками микрофон. Точнее, это в 1970-е он стал совместимым. А до того времени микрофон весил чуть меньше кирпича. И оттого место ему нашли не на голове, а на шее оператора. Иначе редкая бы выя перенесла смену, удерживая чело в настороженном положении.
Теперь немного о другом виде связи, считавшимся длительное время единственно пригодным для общения на большом удалении. О телеграфе. Вот телеграфный аппарат фирмы «Сименс и Гальске», выпущенный незадолго до Первой мировой. Минимум электрических деталей – только два соленоида, которые притягивали карандаш к движущейся ленте, потому что привод ленты был механический – в цилиндре стояла спиральная пружина, как у часов, которую требовалось регулярно заводить. Все это немного швейной машинке сродни. Лента, как нитка, протягивается. Вроде примитивно, но на удивление надежно. Нужно только азбуку Морзе знать.
А вот то, во что в итоге выродился аппарат Морзе. По проводам шли те же чередования тире и точек. А в мире людей оператору требовалось только настучать текст, как на печатной машинке. Та же лента с сообщением. Но на этот раз буквами, а не черточками. Потом ленту рвали на части и наклеивали на бланк, точно газетные строчки.
Все разговоры и телеграммы шли по магистральному кабелю, в котором имелись и телефонные, и телеграфные линии. Напомню, что на АТС-2 (это на Подбельского) стояла станция выпуска конца 1930-х, вывезенная из Германии по репарациям и смонтированная у нас в городе в 1947 году. Кабель тоже везли оттуда. И под асфальтом в центре Владимира, думаю, до сих пор кое-где пролегают линии, им протянутые. Узнать его просто – свинцовый экран и бумажная оплетка проводов.
Вот прибор, который применяли для пайки кабеля. Довольно современная его разновидность.
А это мегаомметр. Устройство, позволяющее прозванивать кабель и контролировать качество его изоляции. Люди часто видели только телефон у себя на столике в прихожей и не представляли, усилия скольких людей требуется для обеспечения его бесперебойной работы.
А это испытательный стенд, созданный в Германии в 1960-е для проверки и наладки тех самых шаговых искателей, что также сделаны в Германии. Но на три десятилетия ранее. И непонятное нагромождение контактов сверху прибора – тот самый искатель и есть. Один из множества, стрекотавших на станции. Ее логический элемент. Четыре трубочки справа внизу у искателя не что иное, как система безопасности, исключающая поражение электрическим током во время грозы или случайных наводок. Вообще, система весьма продуманная.
А в корпусе этого прибора соединены частотный генератор и осциллограф. Им проверяли и оценивали качество линий. В принципе, настроить или починить телевизор с его помощью тоже можно было. И чинили.
А это просто подборка аппаратуры, работавшая когда-то в «Электросвязи» Владимира.
При коммутировании соединений в черте города, в принципе, соблюдался простой принцип: одна абонентская точка – одна линия. Но в межгороде подобное расточительство выглядит непозволительной роскошью. Поэтому по одной паре проводов пускали несколько сигналов, применяя аппаратуру высокочастотного уплотнения. А еще на линиях большой протяженности приходилось ставить усилители, компенсировавшие затухание сигнала. И все это работало на лампах.
Тут снова исторический экскурс в патриотическом стиле. В 1920-е в мире существовало три ведущих школы «радиолампостроения». Это примерно, как сейчас Андроид с фруктовой компанией лягается. Но тогда основных претендентов на мировое господство насчитывалось три. Германия, США и Франция. Германия у нас не прижилась из-за особенностей схемотехники и любви к инженерным изощрениям. Для зануд объясняю. Чтобы радиолампа работала, она должна поддерживать эмиссию – способность испускать электроны. Это возможно только при условии подогрева, для чего в лампе предусмотрен накал.
Нити накала в радиолампах имеют стандартное питание в 6,3 вольта. Но во Франции и США (а потом и в СССР) эти лампы подключали к обмотке накала параллельно, что позволяло один трансформатор использовать в самых разных схемах. А в Германии ламповый накал подключали последовательно, отчего данные трансформаторов приходилось менять от схемы к схеме. Потому как 2-х ламповый и 5-ти ламповый приемники требовали различное напряжение накала.
С одной стороны, немецкое решение давало большой срок службы. Ведь перегори одна лампа – вырубаются все. И нет риска повреждения соседних ламп, связанных с неисправной. С другой стороны, технология изготовления немецких ламп учитывала эту тепличность режимов работы. И потому нашим инженерам показалось, что немецкая продукция не сильно надежная и не стоит ее копировать. Да и по цене не договорились.
Но лампы в стране советов требовались. И потому еще до войны были закуплены лицензии на американские лампы. На некоторые. А другие просто повторили без спроса. Вот стеклянные лампы с карболитовым цоколем – это и есть потомки того заимствования. Более поздние их разновидности уже имели металлические корпуса и отличались меньшей чувствительностью к помехам и механическим воздействиям. Эти на снимке тоже присутствуют – они как черные бобышки.
А французы шли по пути миниатюризации. И потому отказались от ламп с карболитовыми цоколями, предпочитая просто выпускать контакты из стеклянного брюшка. Эту технологию мы позаимствовали тем же испытанным путем уже после войны. И отныне французские потомки у радиотехников известны под названием «пальчиковых ламп». Это стеклянные колбочки с металлическими штырьками.
Ну а лампы с экранами из алюминия, что мы видим на стенде в числе прочих, изготавливались и по американской, и по французской технологии. Но наличие этого экрана (съемного, между прочим) говорит о военном заказе. Это армейское исполнение. Вроде бы такие лампы даже переживают электромагнитный импульс, возникающий во время ядерного взрыва, губительный для всех полупроводников. Это объясняет тягу промышленного сектора СССР к ламповой технике. Хотя со временем все же инженеры разговелись и допустили некоторое количество микросхем и транзисторов в схемотехнике. Из числа тех, что работали понадежнее. Потому как воровать технологию производства полупроводников выходило сложнее. И подражания надежности прототипов так и не достигли.
Вот телевизоры КВН и один из первых телеприемников Александровского радиозавода (я по такому Олимпиаду-80 смотрел). Казалось бы, как связаны телевидение и электросвязь? Да очень просто. Долгое время корректировка точного времени проводилась именно через аппаратуру междугородней связи. И уже с почтамта сигнал уходил на радио и телевидение.
А это часы, что стояли на главпочтамте Владимира и участвовали в процессе корректировки времени.
А помните, как у входа на почтамт, что на Подбельского, посетителей встречало роскошное, старинное зеркало? Его потом куда-то убрали. Помните? Оно никуда не пропало. Вот оно. Пережившее эпохи и людей, которые зачарованно смотрелись в него.
В этом музее иногда бывают посетители. В основном приходят молодые ребята. Те, кто проводит экскурсии, рассказывают, что особым вниманием пользуются дисковые номеронабиратели – дети кнопочной эпохи не всегда способны понять принцип их действия. В этот момент ощущаешь себя мамонтом, который знает, что городские разговоры с уличного таксофона стоили две копейки одной монетой или двумя однокопеечными. А телефоны междугородной связи питались исключительно белесыми пятнадцатикопеечными кружками.
Говорят, что Анна Ахматова освоила замечательный способ избавляться от навязчивых собеседников, иногда звонивших ей по телефону. Она вежливо говорила: «Извините, но у меня заканчиваются пятнашки». После чего вешала трубку. Интересно, а много ли сейчас найдется людей, способных если не оценить, так хоть понять эту шутку?
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции
