Бывший директор комбината питания «Политехнический» Владимирского государственного университета и учредитель Совета отцов Владимирской области Алексей Сорокин в интервью Зебра ТВ заявил, что его уголовное преследование в суде «должно рассыпаться».
Напомним, в отношении Сорокина управлением ФСБ по Владимирской области возбуждено уголовное дело за присвоение и растрату, совершенные в особо крупном размере, а также за мошенничество, совершенное с использованием служебного положения (ч. 4 ст. 160 и ч. 3 ст. 159 УК РФ).
По версии следствия, в январе-октябре 2018 года Сорокин, используя служебное положение, поручал сотрудникам комбината питания «Политехнический» передавать лично ему около 10 тысяч рублей, полученных от реализации продуктов питания, а не перечислять деньги в доход комбината. При этом он запретил им использовать контрольно-кассовую технику.
Другое обвинение серьёзнее, речь, по данным ФСБ, идёт о причинении имущественного ущерба ВлГУ с помощью фирмы, оформленной на родственника:
«Сорокин А.В., действуя умышленно, из корыстных побуждений, реализовал преступный умысел на хищение денежных средств ВлГУ посредством оформления на своего родственника фиктивных договоров купли-продажи кухонного оборудования, которое ранее уже было приобретено для нужд комбината питания “Политехнический”.
В результате противоправных действий Сорокина А.В. ФГБОУВО “Владимирский государственный университет им. А.Г. и Н.Г. Столетовых” причинен имущественный вред на сумму около 8 млн рублей».
Сейчас Алексей Сорокин находится под подпиской о невыезде и надлежащем поведении.
Сорокин возглавлял комбинат питания ВлГУ в течение пяти лет — до октября 2018 года. В интервью Зебра ТВ он заявил, что признаёт свою вину, но с оговорками. Сорокин рассказал, что всё делал для развития комбината и отрасли социального питания, но не находил понимания у руководства университета, а инкриминируемые ему деяния совершил для того, чтобы повысить зарплату коллектива (эпизоды с «чёрным налом»; при этом он отрицает существование двойной бухгалтерии) и обновить фонды (история с фиктивной закупкой оборудования), используя при этом чуть ли не собственные средства. Алексей Сорокин рассказал, что обо всё этом было известно ректору ВлГУ Анзору Саралидзе.
Сорокин также заявил, что за время работы в комбинате не присвоил ни одного бюджетного рубля. Более того, он прекратил практику воровства на предприятии.
О событиях прошлых лет Алексей Сорокин рассказывает в настоящем времени.
***
Как появилось это уголовное дело? Насколько предъявленные претензии обоснованы, с вашей точки зрения? С чем всё это связано?
Давай так: с чем связано, я не знаю. Можно только догадываться, потому что время шумное, время буйное. Моя личность известна, а дальше - не знаю, с чем связано. Но вот вопрос, смотри: уголовное дело, и здесь [в новости Зебра ТВ] каждое предложение статьи надо пояснять. Открываем, написано: «Учредителю Совета отцов...». Здесь Совет отцов вообще ни при какой горе, понимаешь.
Если бы мы не написали, что Алексей Сорокин учредитель Совета отцов, об этом бы написал кто-то другой.
То есть, вы отработали неким дешифратором для общества?
Ну, да, типа того.
Понятно. Дальше смотри, идет [такая фраза]: «Сотрудники УФСБ задокументировали...». Действительно, задокументировали, потому что человек, который был мной поставлен отвечать за финансы, в данном случае в комбинате питания, она просто, как сказать, открыла доступ, кому попало, в святая святых. То есть, бухгалтер поставлен на то, чтобы он хранил тайны, финансовые имеется в виду, должна быть финансовая тайна. Она сделала доступ, и все увидели не то, что грязное белье моё...
Я туда пришел развивать, скажем так, службу питания Владимирского государственного университета. И вся вот эта тематика, я думаю, что она выросла из-за недопонимания между мной и руководством вуза. Это отражено, скажем так, в оперативных материалах. Оперативники работали по этому вопросу. Они, скажем так, увидели это какое-то время назад, это же не новость. Это новость сегодня, а произошло это больше года назад. Они увидели мою четкую позицию в отношении, скажем так, растраченных вот этих денег. Что это такое? Объясняю: это зарплата в конвертах. То есть, деньги не уведены куда-то на левые нужды, а деньги, о которых идет речь в пресс-релизе УФСБ, выплачены моим сотрудникам, которые у меня по штатному расписанию имели выплату белых денег, официальные зарплаты, и, будем так говорить, мотивационную часть от директора, в виду достаточно простой моей позиции.
Тебе тоже должно быть понятно, что отрасль общепита на сегодня просто валяется на боку. Она умерла. Её нет. Я сейчас не говорю о ресторации, я говорю именно о питании ведомственном, о питании социальном. О том, на что внимание обратил, грубо говоря, наш президент. Я, не меняя позиции уже много лет, почти 10, локомотивлю это дело [развитие социального питания] долго и четко…
Откуда это [уголовное дело] взялось? Берем штатное расписание [комбината «Политехнический»] обыкновенное. Это не секрет. Списочный состав - от 70 до 100 человек у меня работало. Фонд заработной платы составлял какую-то определенную сумму, допустим, около миллиона рублей. Четко, правильно, аргументировано нужно понять, что именно это подразделение вуза ни одной копейки бюджетных денег разного толка не получало никогда. Все деньги, пришедшие в комбинат питания, это результат ежедневной моей работы как менеджера, подчеркну, успешного менеджера по продаже услуг комбината питания. Конкретно за период работы, я себя не обеляю, просто рассказываю, как это есть, оборот с 20 миллионов вырос до 70 [миллионов рублей], это надо понимать.
В год?
В год, конечно. Соответственно, выросла «хотелка», выросло все остальное, но при этом я поступил на работу в абсолютно непригодное общепитовское заведение. Ни к чему не пригодное. Тому свидетельства — разного рода предписания Роспотребнадзора. Это что касается имущественного комплекса, значит, оборудования и всего остального. Дальше, что касается финансовой части. Ремонтов там не было 40 лет. Крышу только отремонтировали. Все протечное, вонючее, подвал сырой, крысы по полметра. Говорю, как есть. Входы и выходы загажены, завалены, клопами заросшие. Опять же, я не знаю, кто будет читать это интервью, но сейчас туда можно зайти с любой стороны, везде побелено, чисто, везде горит свет, понимаешь? Нормальные двери стоят, а не заделанные запукаными фуфайками. И вот с этим добром...
Если я правильно понимаю, вам предъявляют…
Растрату 8 миллионов. Вот, написано передо мной.
В том числе за счет фиктивного оформления договора на приобретение оборудования...
Это - следующее. Первое, объясняю, что такое 8 миллионов. Позиция моя неизменна, начиная от того, что я говорю открыто - как есть, так и есть. Что такое 8 миллионов? [В комбинате «Политехнический»] работает много народу. Берешь штатное расписание, понимаешь, что заработная плата настолько мизерная.
У меня в кабинете как у руководителя комбината висело, я прямо специально сделал такую табличку, говорят, что это высказывание Петра [Первого]: «Торговля сахаром заведомо дело воровское. Зарплату платить мизерную и в год по одному вешать, чтобы неповадно было».
Я туда прихожу, там воровали все. Я прямо пишу [руководству ВлГУ], то есть «не знаю, что мне делать». У меня же есть высшее руководство, я же как бы структурное подразделение [университета возглавляю]. Я прихожу и говорю: «Слушайте, ну это невозможно. Я четко понимаю, сколько у меня крадут». 5 тысяч в день крадут в каждом подразделении [комбината], а их 12. Умножай на 30 дней. 2 миллиона в год у меня крадут. 12 столовых. Плюс-минус 3-5 тысяч в среднем. Почему воруют? Я ещё тебе говорю: зарплата мизерная. 11 тысяч [рублей получает] завпроизводством, наверно, с учетом вычетов, в два раза. Первый раз 5 тысяч аванс, второй раз 7 тысяч. И все. А жить-то как? Квартиры-мартиры, туда-сюда. Девчонки-то все, на них смотришь, они приличные. Они небедно одетые. Кто-то на машине ездит. [И я задавался вопросом:] «Господи, вы как на 11 тысяч живете»? Начинаю откатывать, начинаю договариваться с ними. Говорю: «Воровать прекратите». [Они говорят:] «Прекратим». [Я спрашиваю:] «Что я должен для этого сделать»? [Они отвечают:] «Ну, соответственно, дать нам нормально жить, деньги дай нормальные». Я говорю: «Давайте так, сколько вы хотите при нормальном раскладе?». Они говорят: «Ну, сколько ресторанный повар получает». Я говорю: «Ребят, ну у меня нет столько денег». Во-первых, я пришел вообще в запуканое помещение - я не в ресторан пришел. Я из него должен сделать ресторан. Что делать-то? Ну, ладно, говорю, давайте я придумаю. Я что делаю? Я прямо открыто тебе говорю, я не нахожу понимания у руководства ВУЗа. Раз написал, два написал...
Вы просили руководство вуза увеличить зарплату сотрудникам комбината?
Конечно. Я говорю: «С чего мне увеличивать? У меня нет оборотов». [А мне в ответ:] «Ты что? Иди отсюда»! Приходит министерское распоряжение. Я - подразделение, мне его дают так же, как, например, не знаю, в институт истории или экономики: поднять зарплату на 5%, базовую часть. Господи, я готов как бы. Мне говорят: «Ну, поднимай». А за счет чего? Я говорил, что с трудом справляюсь с тем, что мне вверили, но у меня не получается [поднять зарплату]. [Руководство вуза мне говорило:] «Значит, ты не справляешься, давай подумаем». Я говорю: «Ладно-ладно, я разберусь». Соответственно, я где эти деньги возьму? У поставщика. То есть, начинает расти кредиторская задолженность. Я базовую часть увеличиваю, естественно, расходы увеличиваются.
Потом приходит Роспотребнадзор: «Слушай, нам тут сказали, что у тебя тут в щи мухи и тараканы падают». Я так вместе с ними голову поднимаю и понимаю, что, правда, плохо на потолке. Прихожу [в ректорат], говорю: «Слушайте, надо ремонт делать». [Мне отвечают:] «Чего? Иди, давай!». [Ректор ВлГУ Анзор] Саралидзе меня просто не слышит, понимаешь? Это все напечатано в оперативных мероприятиях. Я с ним лично разговаривал после увольнения. Все записано. Я ему говорю: «Слушай, Анзор Михайлович, ну так же не бывает, ну не цветет лом по весне. Его надо лелеять. Таких, как я, очередь стоит, что ли»? Ладно, думаю, я справлюсь.
Делаю ремонт. Потом мы понимаем, что машины у нас тухлые, а в [университетском] гараже стоят ничего себе машины. Я говорю: «Дайте мне новые, а эти продайте куда-нибудь. Я же структура [университета], как-то обратите на меня внимание». А мне говорят: «Да забирай их из гаража вместе с водителями». Соображаешь, да? Тут же нагрузка на бюджет! Я говорю: «Подождите, дайте мне денек». Бегу на автотранспортный [факультет] и говорю: «Слушайте, вот расклады по мне». Они: «Так, садись, считай. Ты что не знаешь, как транспорт считается?». Говорю: «Ну, формулы дайте какие-нибудь». У меня получилось, с учетом всех зарплат и расходов, что при наличии транспорта я выигрываю вообще все. Я прихожу на доклад, говорю: «Транспорт очень нужен. Давайте развиваться, обслуживая сторонние точки». У нас на институт хватает. Комбинат в состоянии, просчитано, это бизнес-план, [готовить] 60 тысяч обедов в сутки - вот эта махина. При этом не надо штат увеличивать, вот те, кто есть, я им найду зарплату, и не в 10 тысяч. То есть, я даю полные расклады, но не слышится ничего. Раз сходил, два сходил, три сходил. Говорю: «Я вам не [попугай] Попка. Я человек, имеющий достоинство. Я практически такой же руководитель, как вы, чуть меньшего звена». Не слышат. Ну, и ладно. Я чётко принимаю решение делать свою работу. Он [ректор ВлГУ Анзор Саралидзе] мне несколько раз сказал: «Ты руководитель, ты в состоянии принимать решения». Всё. Что я делаю? Нахожу точки по городу. Точки начинают мне, грубо говоря, приносить деньги.
Это куда комбинат обеды поставлял?
Обеды, булки - неважно что, то есть моя уставная деятельность. Ничего со мной не происходило.
Сидит человек мой доверенный. Я ему говорю: «Слушай, зарплату хочешь получать?» Да. Я говорю: «Вот, чтобы я тебе белую часть заплатил, десять тысяч вбей в кассу, то, что у вас написано криво, свыше десяти тысяч, сколько получится, приноси налом. Мне ничего носить не надо. Носи, там есть люди рабочие, кто принимает это все». И все поехало. Начался ремонт, понимаешь? У меня деньги появились.
Грубо говоря, благодаря неучтенному налу удалось решить целый ряд вопросов?
Конечно, у меня машины отремонтировались, и поехало все.
И воровать перестали?
Конечно. Ну, может, не воровать, а приворовывать стали. Сейчас я девчонок встречаю, кто уволился, [и почти все мне говорят:] «Сорокин! Как же так тебя [в руководстве университета] не поняли-то»?
Мне инкриминируется [причинение ущерба ВлГУ в размере] 8 миллионов [рублей]. Образно говоря, заработная плата в разное время составляла разные деньги. У меня там, по-моему, год они проверили и нашли. Ну, вот, смотри: 8 миллионов делим на 12 месяцев. Сумму внизу видишь? 660 тысяч. То есть, получается, в месяц неучтенных денег проходило 660 тысяч - на зарплаты, на то, на сё, чтобы столовая была приличная, чтобы отстал Роспотребнадзор. Чтобы он [инспектор] приходил, а склады чистые, холодильники рабочие, чтобы никаких вообще дел не было. Еще раз подчеркиваю, бюджетных денег я не получил ни копейки. Полный 100-процентный хозрасчет. Делим на 12 и делим на 70 человек - на списочное число народу. Видишь? 9 500 [рублей на человека]. Вот расклад всего дела.
То есть, каждый сотрудник получил столько дополнительно за счет этого «чёрного» нала?
Он получил среднюю зарплату, только состоящую из двух частей. Одна часть была переведена ему на карточку. А вторая, пришел ко мне бухгалтер, получил…
Я все понимаю, что людям надо помогать, но по сути-то вы сейчас признаетесь в том, что черным налом людям платили?
А что я такого сделал, если они не слышат меня? Это не моя проблема.
Они — это руководство Владимирского государственного университета?
Конечно! А кто? Я, что ли? [Когда тебя не слышат] один год, это понятно. Два - понятно. [Но] три, четыре [года]? Ну, четыре года я пишу финансовый отчет. Вот он лежит здесь. Я собрал ученый совет [ВлГУ], настоял [чтобы меня выслушали]. Я знаю, кого я уважаю из людей, я знаю, кого я люблю из людей. Это люди, в вузе находящиеся. Но я сейчас в целом говорю о руководстве моральном и финансовом. Если вы реально не понимаете, что у вас есть подразделение, которое может приносить доход самому себе, раз, на развитие; второе: при нормальной позиции в регионе для региона и в целом для сельского хозяйства региона. И дальше я так скажу, это амбициозно, но это вполне возможно на те деньги, о которых я говорил, от 3 до 6 миллиардов наших региональных денег в сфере питания и сельского хозяйства. Эти деньги, во-первых, на них можно было нормально зарабатывать, их нормально аккумулировать, выстраивать.
А дальше, знаешь, что произошло? Когда из контекста взяли этот эпизод, мне его вменили, я, естественно, как человек нормальный, не желающий себе ничего плохого, башкой мотнул, говорю: «Да, это я сделал». Понимаешь? Потому что, в случае отрицания, поехал бы пить чифир. Конечно, я это сделал, но вы услышьте, как и для чего. Я этим же следственным органам говорил: «Вы видите, что я сделал? Вы мне инкриминируете работу в течение года и так и так, простите, и в черную, и в белую. Теперь, берите, я ушел в октябре 2018. Это все запротоколировано под печать». Мне вменяется период временной. Я теперь говорю: «Смотрите, что такое фонд оплаты труда? Это те деньги, которые я выплатил на карточку, плюс те деньги, которые вы нашли. То есть, образно говоря, 12+8 итого 20 миллионов за год. Плюс-минус, с учетом ремонтов. Ну, может, меньше, 18. Это тот период, который вы мне инкриминируете. Дальше берите и смотрите этот же период, но после меня. И что ты думаешь, там можно увидеть? Белый фонд заработной платы в 20 миллионов рублей».
То есть тот, кто сейчас возглавляет комбинат, каким-то образом нашел взаимопонимание с руководством?
Либо так, либо как-то по-другому. Понял, да? 9 месяцев здесь, отчетный период, и 12 месяцев здесь. Сумма-то одна и та же. Только у меня она состояла из двух частей, минус налоговое обложение, а здесь состоит из одной.
Пункт по покупке оборудования, которое якобы было фиктивное. Это что?
Объясняю. Прихожу, говорю, что в корпусах [университета с точками питания] относительно все хорошо, потому что там более-менее [порядок] поддерживают - люди приходят, видят какой-то интерьер. Все это понятно. Но большая столовая - ее же никто не отменял. Туда люди ходят. Там оборот постоянный, каждый день. Это я ее назвал «Академия вкуса», а для всех это «Полтинник». Бабушки [туда постоянно ходят] за булками, жители соседних домов - за котлетами, то есть такая кулинария всенародная. И как туда приходить - в эти запуканые стены? Я открыто костьми ложился [пытаясь навести там хоть какой-то порядок]. Мы с тестем моим, царствие ему небесное, он рукастый очень, мне не надо было кого-то просить: либо деньги плати, которых нет, либо с тестем договаривайся. Я говорю: «Ну, приди там батарею почини. Реально нет у меня сантехника».
Отношение [руководства вуза] такое ко всему. Я структурное подразделение, только я никому не нужен. Либо я, либо подразделение. И постоянно всем должен. То есть, со мной отношения чисто коммерческие. Это не рассказать. Они, наверно, сейчас подумают, что я грязь из избы выношу. Да мне эта изба [***** даром] не нужна. Я вот тебе говорю, не меняя слов. Потому что я такого там насмотрелся... Ну, так нельзя, ребята.
Или вот иду в институт экономики, понимаю, что у меня кредит с дебетом не бьется, [директору института экономики и менеджмента ВлГУ] Паше Захарову в ноги падаю. Говорю: «Павел Николаевич, я же учиться хочу, помоги Христа ради. Мне надо собрать информацию, я никак не соображу, где у меня тут не заворачивает кредит с дебетом». Он мне, соответственно, даёт аудитора. Тот приходит ко мне, час посидел с моими документами, и говорит: «У тебя проблемы, потому что тебя руководство не видит». Аудитор мне сказал это.
А покупка оборудования у аффилированного лица?
Прихожу [к руководству вуза], говорю: «Слушайте, банкетный зал надо мне купить». Ну, [говорят] «купи одну плиту». Да мне плит надо много, там то-сё. Банкетный зал. Ну, ребят, ну накрывать фанеру скатертью… Ладно, я разберусь. Не хотите вы мне покупать, я разберусь. Я что делаю? Элементарно, Авито в помощь. Ну, я не буду рассказывать, где я это нашел. Нашел. Великолепные столы, великолепные стулья за крайне хорошие деньги, за великолепнейшие. Таких денег не бывает, за какие мне отдали. Хорошо. [Мне продавец сказал так:] «Столы стулья в банкетный зал купишь только в том случае, если ты у нас возьмешь плиты-мармиты, надо тебе? Забирай все скопом. Тогда ты получишь цены такие». Соответственно, скатерти, ложки. Неужели такое счастье? Я нахожу то, чего у меня в жизни не было в этом комбинате, за деньги, которые вполне себе вменяемые. Я посидел, подумал, посчитал - выгодно мне это или невыгодно. Все привожу. Купил и привожу. В комбинат поставил. Привез бэушное оборудование, но для комбината оно новое, хорошее, хорошие плиты, стулья. Я подновил там всё.
Это - следующая история. На сегодня там стоит практически обновленный мной парк оборудования. Стоит и стоит. Я руковожу. Оборудование стоит. Деньги я истратил.
Обвинение настраивает, что это была фиктивная закупка, что оно было ранее куплено.
Да не было оно ранее куплено! Есть статья. Там, во-первых, она не чистая 159-ая. Там 159-ая через 30-ая, то есть попытка [мошенничества]. Они видят, что у меня умысла-то не было. Так же, как я, когда эти 8 миллионов, у меня растрата, я взял деньги и растратил так, как сам решил. То же самое со 159-ой. Я покупаю на деньги, я не буду говорить «свои», но у меня есть деньги. Я беру покупаю парк оборудования, плиты, все интересное. Все привожу в комбинат. Ставлю, подключаю. Оно все работает. Надо было только представить, какие это были затраты. Я все это сделал, поставил. Приходит осень, октябрь.
Октябрь 2018 года?
Не тогда, когда меня уволили, а осень.
Так уволили или сам уволился?
Да уволился, конечно. Там начали мне рассказывать. Просто, в этих ОРМках [оперативно-розыскных материалах] очень много всего вплоть до того, что я говорю [руководству вуза]: «Помните, когда вы меня на работу принимали? Разговор наш помните? Пройдет пять лет и вы меня, как чистильщика вышибете [****** к чертям] отсюда. Я вам приведу в порядок и потом стану не нужен. Дайте, пройдет пять лет». Вот, прошло пять лет. Но это ладно. Просто, жизнь недолгая моя, 48 лет, но отрезки по пять лет я умею ждать и потом делать выводы. Здесь то же самое. Я не то, что себя запрограммировал, я им сказал, как будет. Потому что при том губернаторе - при Светлане Юрьевне [Орловой] - я четко имел понимание, какое у меня будущее. Я четко написал концепцию развития. Я ее написал реально. Вот она вся здесь. Я тебе могу прислать. Возьми Костю Демидова [директора департамента сельского хозяйства и продовольствия администрации Владимирской области], Минсельхоз, спроси, что он знает про мои действия, связывающие регион в плане Минсельхоза, пищепрома и для региона в Москве? Никто этого не знает, потому что это никому не нужно. Не нужно по другой причине. Дальше я беру это оборудование, привожу, я купил на свои деньги.
Что значит на «свои»? На личные? Не на комбинатовские?
Конечно, я купил на деньги. Я не буду говорить, что на «свои». Я купил на деньги. Человек мне говорит: «Я тебе отдам скопом всё, если купишь всё. Вот за эти деньги я тебе отдам». Я сижу, блин, надо брать. Пошел, что-то перезанял. Нормально всё. Человек доволен. Что-то я там должен остался чуть-чуть. Не суть. Предложил, обновил. Повара входят и говорят: «Ракета, полетим сейчас». Они же понимают, что у них, во-первых, плита не взорвется - она не запуканая 1973 года выпуска. Пусть она бэушная, но она работала два года. У меня паспорта на руках. А дальше приходит осень, и начинается мой золотой век. Он такой у меня был с пробегом. Входит главбух мой и говорит: «Лето-то прошло. Накопились долги зарплатные». Много? Ну на такую-то сумму. Выводит 500 тысяч, 700 тысяч. Я сижу, смотрю на нее, что теперь делать? Ну дальше это и есть тупик, 159-я [статья Уголовного кодекса]. Здесь оборудование находится, не наврать, тысяч на 800. Это я его привез. Копейки ни с кого не взял. Начинаем комбинатом покупать это оборудование у меня.
То есть вы купили на свои, а потом комбинат начал выкупать и вам деньги перечислять?
Да не мне. Куда мне? Там же написано «родственник». У родственника было ИП. Я не помню сумму, продал там не на 700 тысяч, а ровно на сумму долга, образовавшегося в зарплате, 840, например. Вот, эта разница 140 тысяч она и есть та составляющая «мошелова». На ровном месте сам себя в тюрьму посадил.
А сейчас все это дело в какой стадии находится?
Стоит передача в суд, в прокуратуру.
Вас не извещали о том, утверждено обвинительное заключение или нет?
Нет. Хожу, читаю. Здравые люди - не дураки, следственные органы там всё видят, всё понимают. Добрыми глазами смотрят, но не кусают. Ну, факт есть, я не отрицаю. Ну по факту ты и получишь по затылку. Будь совершеннее. Мы сидим, разговариваем. Всё, что я тебе рассказал, только в развернутом формате, я рассказал, естественно, ректору.
Я говорил следующее: «Если вы считаете, что это вторая бухгалтерия, она для меня не вторая, она для меня полная, состоящая из двух... Неучтенных денег не было. Они все были учтены. Но с этого потока они тратились сюда, а с этого потока тратились сюда, вам отчитывалось».
На период как пятый год [моей] работы [в комбинате] начался, Пекинку строили, за счет контракта с этими ребятами я вывожу комбинат в плюс, в миллион рублей. Я выплатил все, и у меня миллион остался в кубышке.
А при чем тут строительство Пекинки?
Я кормил людей, [которые там работали].
Структурное подразделение Владимирское государственного университета комбинат питания «Политехнический» было создано при коммунистах, чтобы кормить университет. Там были талоны, там систем питания было штук семь, талоны, дотации, что угодно. И все шли. Раздач только четыре было. Они очень похожи. «Почайка», например. Точно почти такой же комбинат питания на базе Областной клинической больницы стоит.
Я как руководитель, как менеджер бывший звена этого, я пролез всё, я подвал высушил, выловил всех крыс, проложил новую канализацию. Она реально там. Она даже не заасфальтирована. Я пришел в запуканый «Москвич 2141» или 2140 даже, а отдал такой плохонький, но Lexus, понимаешь? Так я тебе еще не все рассказал. В наших отношениях с высшим руководством университета есть такая тема, как договор... У них на миллион с лишним моего оборудования.
Ваше личное оборудование сейчас в комбинате? На ваши личные деньги приобретённое?
Да. Я купил оборудование. Ты понимаешь, какая ситуация. Вот куда [бывшая глава города Владимира Ольга] Деева ушла работать, кухню я там делал сейчас. В детском саду №11 в Юрьевце.
Я этих кухонь сделал в школах и детских садах — от Меленок до Юрьецва. Кухня – это мой конек. У меня жена сидит, всё считает.
Я почему сделал Совет отцов? Когда я за 20 лет работы понял, что практически нет школ, в которых я не был, я решил сделать Совет отцов. Я его учредил, опять же, как написано. Я не знаю, какой источник вам дал информацию, что все типа отсюда вышли. Собрания, всё проводится. На секундочку, мы сейчас беседуем в единственной в стране официально зарегистрированной общественной приёмной Совета отцов. Люди идут. Сейчас я жду, товарищ должен приехать, для многодетных продукты [питания привезти].
У нас очень сложный регион. Зачем слушать одного человека, [который говорит,] что все отсюда [из Совета отцов] вышли. У меня вопрос: а кто сюда входил?
Я не оппозиционер, ребята. Я с той же властью, с кем и все. Я никогда не был с этим, сейчас дурачок бегает — этот «берлинский пациент». Мне зачем? Меня большие люди как-то спросили: «Как живешь вообще»? И им ответил: «Не я живу, а мы живем - при царе. Путин для меня царь. И с царем в голове». Понимаешь?
Я пришел в университет и принес туда миллион сразу. Денег мне не надо. Вы мне как в банке откройте транш, образно говоря, кредит 20 миллионов. Я поживу там два месяца с самого начала работы, приду и скажу, надо ли мне денег или не надо. Может быть, я год поживу, а только потом приду и скажу: «Дайте мне 500 тысяч, я гвоздей забью». Потому что за 20 миллионов я через 5 лет работы отдам то, что вы должны получить, скажем так, нанимая подрядчика. Не надо этого делать. Нанимали подрядчика где-то за 70 [миллионов рублей]. Я вам за 20 сделаю. Это опять же все запротоколировано в ОРМ. Управление ФСБ понимает, что я это сказал.
Я сделал крыши [в столовых], я сделал канализацию. Я рубля бюджетного не взял.
Я не герой. Вопросов нет, да я нахулиганичал. У вас на сайте, на самом читаемом сайте, висит статья про меня, когда я попытался украсть у студентов.
Мне предъявляли, что я на нескольких блюдах заработал сверх наценки 117 рублей. То есть наценка 80%. Я даю полный расклад [директору департамента цен и тарифов администрации Владимирской области Марии] Новоселовой, [даю] полный расклад [ректору ВлГУ Анзору] Саралидзе, экономистам всем. Что такое 80%? Они говорят: «Ты за 10 рублей купил, а за 18 продал». Я говорю: «Тихо! Представляете картошину? До того, как она попала в суп, от 80 остается 32. Это как? Вот на 32 я и живу. А остальное где? Знаете, где? На склад положил - склад помой; со склада поднял — грузчик. Это затраты. Там я работаю с грязным сырьем. От грязного сырья до производства 48% я теряю. Дайте мне 80 в тот момент, когда я ее чистую взял и положил в кастрюлю. Вот, здесь я прицепил 80». Новоселова сидит, она же меня понимает. У меня полная переписка сохранена. Не конфиденциально, а открыто. В ОРМках всё это сказано.
Ребята, вы поймите, я не пришел сюда украсть. И я создавал Совет отцов для того, чтобы иметь, скажем так, людей, четко и правильно высказывающих собственное мнение именно в контексте питания. Или как телеграм-канал «Бабушка [надвое сказала]» про меня пишет: «Это тот, кто постит фотографии с надписью "Папашеф”». Не постит, а на секундочку, ты попробуй перепости, а я тебе, друг дорогой, втетерю иск, потому что авторские права на «Папушефа» принадлежат мне. И это в корне меняет дело. Разработана этикетка. Есть департамент сельского хозяйства, который четко понимает, что я хочу.
Будем так говорить: имеющееся уголовное дело в принципе в суде должно рассыпаться. Мне должны там выписать какой-то штраф.
Но вы же не отрицаете, что использовали неучтенные, «чёрные» деньги?
Нет, конечно. Я говорю: «Да». Из-за несовершенного [диалога с руководством ВлГУ]. Я согласен с обвинением, да, но — через запятую: «Да, но...». И если уповать на наш самый гуманный суд в мире, то суд должен разобраться, задав вопросы: «Сорокин, ты чего там делал-то вообще? Зачем тебя туда поставили-то»?
