Да только кто этих пацанов спрашивал? Там война. И он на ней – совсем мальчишка

Илья Поляков:
Писатель
Илья_Поляков
Жил человек. Добрый, просто где-то надломленный. Изнутри, в душе. Очень хороший человек. А из-за чего он стал надломленным? Ведь рос-то он нормальным мальчишкой. Озорным, любознательным, непоседливым. А потом приходит война. И мальчиша, не спросив, отправляют воевать
ИСТОРИИ 5 июля 2022, 10:30 18408

Начать придется с джинсы. Иначе останутся непонятными мотивы, толкнувшие меня на написание этой истории. Дело в том, что в ближайшее время в одном из столичных издательств выйдет моя новая художественная книга. В нее вошли тексты, которые можно условно отнести к категории нон-фикшен. Не без натяжек, конечно. Без литературщины-то не обошлось. Хотя основа вполне документальная. Что-то из вошедшего даже обкатывалось на страницах «Зебры». В том числе и форма документального комикса – это когда даются вольные комментарии к старым фотографиям.

В рамках жанра подписи к фото делаются с целью передать некое настроение, ощущение. Этого хватает, хотя история изображений куда богаче и, что немаловажно, хорошо мне известна. Но я ее оставляю для личного пользования – в стилистике конкретного текста эта информация избыточна и даже вредна. А тут, на этапе внесения финальных правок в готовый макет книги, я неожиданно для самого себя понял об одном человеке то, чего не мог прочувствовать раньше. Хотя знал его. И лично, и по рассказам его бывшей одноклассницы, от которой мне досталась часть фотоархива, вошедшего в книгу. Просто раньше этого человека я видел как вполне законченного персонажа, не имевшего своей истории. Вполне сформированная данность. Часть жизненного фона. А тут вдруг сложилась некая стройная история с мотивами и развитием. Отчего возникло ощущение старого долга перед людьми, тоже знавшими его. Потому что, боюсь, для многих он тоже являлся персонажем. Не личностью, не типажом. А именно персонажем. Достаточно ярким, хотя фигура его по масштабу и точке приложения сил никак не соотносилась с основным полем студенческой ойкумены. Ненавязчивым и единовременно запоминающимся.

Игорь Иванович Дудкин. Простите, если я что-то расскажу не так, как Вы того заслуживаете. Поверьте. Я делаю это с большой долей уважения. Пусть уже и посмертного. Так уж получилось. Кстати, мне-то Ваших лекций не досталось. Мы познакомились позднее и совсем при других обстоятельствах. Вы преподавали у моих друзей. Так что, надеюсь, общая картина выйдет верной. Не обязательно жить во времена фараонов, чтобы рассказывать историю Иосифа Прекрасного.

Дудкин преподавал на нашем филфаке (и не только) философию. И сам прекрасно понимал факультативность своего занятия. Ну, господи, какая философия, какие Гегели и Кьеркегоры нужны будущим учителям и журналистам, если разобраться? Только при сдаче кандидатского минимума как академический атавизм. Да и то единицам. А общую массу студентов различия между стоиками и эпикурейцами интересуют чисто с прикладной точки зрения, в свободное от учебы время. Что Игорь Иванович хорошо прочувствовал и не пытал подопечных препарированием мудрых изречений. Оттого относился к молодым заготовочкам языко- и литературоведов снисходительно, с долей доброго наплевательства.

Часто называл студентов мурзилками. Причем произносился этот титул с выраженным кошачьим акцентом. С мягким рокотанием в середине слова и расслабленной вальяжностью, размазанной по всей фразе. «Ну что, мурррзилки, опять ничего не подготовили. Эх, муррзилки вы бестолковые». И это наивысшая строгость с его стороны. Вообще, в системе вузовского образования, как ни странно, студент ничем не защищен от самодурства преподавателя. Нет никаких действенных рычагов в принципе. Чем иные пользуются, срываясь или вымещая на студенческой братии собственные комплексы несостоятельности или нереализованности. Так вот. Игорь Иванович Дудкин к подобной модели поведения или форме отношений не прибегал ни разу. Хотя некий надлом в его судьбе (или душе, если угодно) чувствовался. Но это никак не сказывалось на его отношениях с неофитами науки. И доброта его не являлась наигранной. Он и вправду был очень добрый, где-то застенчивый, безобидный человек.

Иной раз, мог позволить себе лишнего в плане горячительных напитков. Ну, так все мы люди. Тем более, что Игорь Иванович никогда на моей памяти не перебирал – дозу он знал до миллиграмма. И даже с дипломниками на финальной гулянке никогда не доходил до положения риз. Хотя внешне производил впечатление вечно поддатого интеллигента. Но тут ключом такого восприятия являлась не алкогольный срыв рамок общепринятого этикета, а его уже упомянутая неподдельная доброта – в нашем мире такие люди выглядят блаженными уже по причине своей мягкости и беззащитности.

Кстати, в свое время, на майские праздники, Игорь Иванович любил уединенно посидеть с Николаем Васильевичем Корольковым. Старички немного выпивали и размякали, в сотый раз делясь друг с другом воспоминаниями молодости – оба в войну служили танкистами. С 1943 года. Только Дудкин был офицер, командир среднего танка «Т-34». А Корольков тянул лямку сержантом. Сначала стрелком-радистом такой же «тридцатьчетверки», а потом вроде даже и мехводом. А уж танкисты-то всегда общий язык найдут. Кстати, если говорить о преподавательской мягкости, то тут ветераны друг друга стоили – снисходительнее и мягче наставников надо еще поискать.

К слову, увлечение зеленым змием все же было. И сыграло оно в судьбе Дудкина злую шутку. Подробностей не знаю. Но вроде ехали в поезде за какой-то учебной производственной надобностью (то ли защита где-то на выезде, то ли конференция намечалась) несколько преподов с нашего университета. В том числе и кто-то с макушки местной научной и функционерской иерархии. Поезд ночной. Вроде спать надо. А Игорь Иванович с кем-то из попутчиков решил побороть бессонницу старым добрым способом – водочкой. Что не ускользнуло от глаз начальства. В итоге Дудкин оказался если не единственным, то одним из немногих, кто десятилетия преподавал в университете, так и не защитившись – был наложен негласный запрет. Вроде и диссертация готова, вроде и все тонкости согласованы. Да только каждый раз, то научный совет не соберется, то еще какая накладка или отговорка. Так что кровушки ему попортили изрядно. Не совсем заслуженно, как мне кажется. Что, повторяюсь, не повлияло на его отношение к студентам. И «типовой маршрут владимирского интеллигента» – это от него. Когда «от Новинки до Рябинки через Ладу на Зарю».

Игорь Иванович имел еще одну заметную слабость – являлся чистейшим, кристаллическим графоманом. То есть сочинял стихи пачками, циклами и тематическими подборками. Хотя стилистически и ритмически этот материал мало годился для поэтических антологий. Скорее, только в качестве наполнения гримуаров. Уж очень шаманскими они являлись. Дело в том, что Дудкин имел мучительный талант говорить стихами. Точнее, нести стихотворную пургу в любых объемах и количествах. Особенно под старость. Запросто мог задвинуть экспромтом срифмованный тост по случаю минут на сорок. И все бы ничего, но он это иной раз такие перформансы проворачивал на кафедре литературы. Отчего убеленная сединами профессура хваталась за голову и в отчаянии тихо шептала: «Боже мой! Что он несет! Неужели он сам не понимает, что несет?»

В SEO-копирайтинге есть такое понятие – шингл. Это протяженность фразы, последовательности слов, взятых для проверки уникальности текста. Обычно четыре-пять слов. Так вот. Если смотреть по шинглам стандартной длины, то стихи Игоря Ивановича походили на настоящие. И нареканий не вызывали – отдельно взятую короткую последовательность слов он компоновал грамотно. Но при изменении оценочного масштаба картина резко менялась. И стихотворения эти имели только одно оправдание – чтобы быть. Как факт. А не произведение искусства или его подобие. Если учесть, что рифмование происходило со скоростью телетайпной печати, то такому навыку бы мог позавидовать матерый гарлемский рэпер.

Со временем недуг сочинительского зуда матерел и занимал новые рубежи. Появлялись фронтовые мемуары в духе бравого казака Козьмы Крючкова. То он танк «Тигр» в городском бою подобьет, то немецкого оберста в траншее из личного оружия уложит. Правда, в минуты откровения его автобиография теряла массу сюжетных турнюров и выглядела не так пышно, хотя, на мой взгляд, не менее достойно. Призвали в армию, направили в танковое училище, мнения не спрашивали. Просто ростиком (статью не отличался) и образованием (полная десятилетка) подходил. Выпустили младшим лейтенантом. Повоевать особо не удалось – повезло, наверное. За хороший почерк определили в штаб. Приказы и реляции писать. Писарем побыл недолго. Во время налета авиации не успел юркнуть под танк (общепринятая практика тогда у танкистов). Точнее, успел, но не весь. И ноги изрядно побило осколками бомбы. Потом долгое мытарство по госпиталям. И в конце фронтового пути комиссия, которая в итоге посчитала его негодным для армии и дала инвалидность.

Вот и вся его почти официальная биография. Первое время для меня она существовала как-то отстраненно от самого Игоря Ивановича. Где-то в стороне, в каком-то непонятном прошлом. Пока я не познакомился с его одноклассницей. И тут биографический пласт оказался пусть немного древнее, зато куда понятнее и ближе по-человечески.

Игорь Иванович Дудкин родился вроде бы в 1924 году. В очень небогатой (даже по тем меркам) семье. Их домик стоял на берегу уже легендарного Кукушкиного пруда, за нынешней «Зарей». Говорят, слыл озорником. Впрочем, ни одна из опубликованных шалостей не выходила за рамки обычного мальчишеского озорства.

Учился в школе у Золотых – бывшей женской гимназии. Там выделялся маленьким ростиком, легкой лопоухостью, конопатым носом и вечно застиранной, залатанной рубашонкой. Правда, к одежде относился крайне аккуратно и даже трепетно. Видимо, на сменку ничего другого-то и не имелось. Так что Игоря Ивановича узнать несложно. Верхний ряд, второй слева.

76.jpg

Я как-то в одном из очерков писал, что в той школе, во время войны несколько старшеклассников решили устроить в подвале тир. И пострелять в самодельные мишени. На одну из которых пустили портрет Сталина. Случайно, на обратную сторону наклеили. И что их же одноклассник написал донос в НКВД. После чего ребят судили и отправили семнадцатилетних искупать вину на фронт. Откуда они уже не вернулись. Как и бдительный патриот – удрученный организованным показным бойкотом одноклассников, уйдет воевать добровольцем и тоже погибнет. Так вот. Это и есть тот самый класс. Только еще маленький, не проросший. К слову, из двух десятков с лишним мальчишек, позирующих на снимке, войну переживут вроде трое. И Дудкин окажется в числе этих счастливчиков.

Дом, когда-то стоявший на углу Дзержинского и Семашко. Теперь на его месте складское помещение. Игорь крайний справа. Вполне узнаваем. Кстати, прическа его не изменится до самой смерти. Он на удивление любил маленькие культы и привычки. Хотя педантичностью какой-то, превышающей общепринятые стандарты, не отличался, на мой взгляд. Обратите внимание на кудрявого парнишку в куртке. Он тоже переживет войну. И останется дружен с Игорем Ивановичем многие годы. И будет присутствовать на других снимках. Люди, знавшие Дудкина в ту пору, дружно заявляли, что сниматься и вообще как-то выпячиваться в обществе он не любил (композиционно это заметно и по фото). Хотя устойчиво хороводил в своей компании. При том, что физическими данными ни разу не выделялся. Брал сообразительностью. Интересно, что его одноклассники (знавал двоих) вспоминали со смехом эпизод, как в классе пятом Игорь доводил учительницу французского, носившую грубоватое прозвище Кошон (свинья). Словом, будущий преподаватель философии пытался сорвать урок, крича в замочную скважину кличку учительницы и убегая, как только та пыталась открыть дверь класса и схватить нарушителя. И где-то в разгар вечеринки с тыла нарушителя спокойствия подкралась директриса – дама тучная, мощная, решительная. Обладавшая хваткой большого ленивца, но не получившая при раздаче благодетелей его благодушия. В итоге маленький Дудкин был схвачен, прилюдно взлохмачен и оттаскан за уши. В процессе экзекуции оторвалась заплата на рукаве наказуемого, что приводило его в отчаяние куда больше, чем остальные физические и моральные страдания. Кстати, на какое-то время Кошоном стали звать виновника смуты. А учительница, начавшая работать еще в царские времена, вчистую избавилась от этого незаслуженного прозвища.

70.jpg

Выросший в бедной семье, Игорь Дудкин рано начал подрабатывать. Летом, конечно. Не в ущерб учебе. И даже сумел накопить на подержанный фотоаппарат. Что вполне можно отнести к проявлениям роскоши. В ту пору увлечение фотографией являлось повсеместным. И Игорь Иванович вполне преуспел в этом занятии. По легенде, следующие три снимка его работы. Со штатива, с автоспуска, с задержкой.

Игорь Иванович на первом плане. В заглавных ролях. Кудрявого портняжку, думаю, признать тоже несложно.

23.jpeg

Из той же сессии. Дудкин по центру, с повязкой. Изображают картежные баталии. К слову, ребята с этим недугом знались не заочно – азартная игра тогда имела, может, и меньший масштаб, чем в эпоху Пушкина, но мешала жить очень многим. Одного их одноклассника местный бандит даже пристрелил за небольшой карточный долг. К счастью, пострадавший выжил. А потом еще и в войну уцелел. В любом случае игра на деньги показана, конечно, утрировано и гротескно. Ну, так-то рамки жанра, надо полагать. Постановочная сценка.

22.jpeg

Игорь Дудкин слева. В шляпе и задраенной до горла рубашке. Он и в институте так ходил, помню. В мешковатом, изрядно поношенном костюме-двойке, с застегнутым наглухо воротником рубашки. И без галстука. Вот воротник никогда расстегнутым не держал, не видел во всяком случае. А галстуков не выносил. Звал их по-пролетарски «собачьей радостью» и «удавкой».

21.jpeg

Ну и что я бы хотел сказать в заключение. Какой вывод сделать. Да ничего сложного и сверхразумного, на мой взгляд. Хотя как получается. Жил человек. Добрый, просто где-то надломленный. Изнутри, в душе. Очень хороший человек. А как так произошло? Ведь рос-то он нормальным мальчишкой. Где-то озорным. Любознательным, непоседливым. В чем-то творческим. А потом приходит война. И мальчиша, не спросив, отправляют воевать. Определяют в офицеры. Собственно, назначают человека, не способного командовать изначально. Просто, раз имеешь десять классов полных образования, то по тем временам почти ученый. И потому военное училище. Разбираться некому и некогда. Закончил младшим лейтенантом. Младшего давали тем, кто не блистал во время обучения. Отличники получали лейтенанта. То есть великих талантов наш герой не проявил. Просто не его это дело. Да только кто этих пацанов спрашивал? Там война. И он на ней – совсем мальчишка. Восемнадцати или девятнадцатилетний. Ранение, госпиталь, инвалидность. Хорошо, что руки-ноги остались на месте. Просто уже не такие гибкие, послушные и крепкие, как раньше. Так-то мелочь на общем фоне. А дальше-то что? Вот и живи, как знаешь.

Вот и все маленькие слабости Игоря Ивановича. Они мало кому мешали. Они же не какие-то запредельные. А нормальные, общепонятные. Их наличие не так и важно. Кто из нас ангел? А тут человек сумел прожить жизнь без злобы. Хоть где-то в чем-то театрально. Правда, я думаю, что за этой показной игривостью таилась неосознанная и не переваренная сознанием, оттого запрятанная глубоко-преглубоко, обида. И спасибо ему, что не старался переложить эту боль надоевшую на студентов. На мурзилок. За то, что прятал ее, как умел. От всех окружающих. А то, что многие из них не воспринимали его всерьез – так-то не беда. Потом поймут. Большое видится на расстоянии. И все же. Кем бы мог стать Игорь Иванович, родись он в другое время? Без всякого пафоса спрашиваю. Понятно, что сослагательное наклонение. Но ведь как соблазнительно владеть такими знаниями. Только где они записаны и в каких скрижалях? Тоже ведь вопрос не из последних. И имеет ли он ответ? Да и нужен ли?

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции

Telegram-канал Зебра ТВ: новости в удобном формате.