Владимир древний город – банальная фраза, сказанная миллионы раз. Владимир – это соборы, старинные особняки, торговые ряды, храмы, музеи, прекрасные ландшафты уже активно застраиваемого клязьминского правобережья, холмы, парки и скверы, площади и переулки.
Былое, увы, медленно уходит, и мы часто провожаем его со светлой грустью. Печалит многое: на улице Ильинской-Покатой уже нет прежних домов с красивыми дымниками на трубах; старинное здание областного военкомата голыми рёбрами стропил напоминает сгнившего кита, выброшенного на берег истории. Как-то растворились и исчезли литые массивные чугунные перила моста через Клязьму - заменились пустотелыми, из металлического профиля, который проржавел насквозь через пару лет. Пропало уютное кафе «Блинчики» и пруд у бывшего кинотеатра «Буревестник», срублен древний дуб у Патриаршего сада.
Жаль, когда исчезает что-то добротное, старинное, живое, знакомое многим с детства. Тревожит мысль о самых малых архитектурных формах и природных объектах – «золотых песчинках городов», которые имеют место быть и пока живы. Сколько ещё осталось литых со звездой флагштоков эпохи СССР; сохранившихся местами, прекрасных кованых ворот; дверных ручек из закрашенной латуни и самих резных дверей; лепнины фасадов и карнизов, жестяных номеров домов с давно разбитой внутри лампочкой; мозаик; крылечных навесов ажурной ковки? Скажете, что это мелочная панихида по былому? Нет – это история, которая быстро заменяется пластиком, автоматическими решётками ворот, которым шлют СМС, шпатлёвкой, пеноблоками, сайдингом. Всё былое уходит теперь гораздо быстрее, сдаётся «на металл», вырывается «с мясом» и заменяется, заменяется… Зачем?
Вы знаете, как ностальгируют московские туристы во Владимире: «А где та улочка у реки, всё вниз и вниз, с палисадниками и мезонинами, с домами на подклете, где я гуляла ещё лет 40 назад с теперь уже покойным мужем?» Хочется ответить с горечью и прямо: «Да нет уже этой улочки: коттеджи, ИЖС, сгнило там всё и сгорело много». А начинаешь вилять, мямлить: «Вы понимаете, старая проводка, удобства во дворе, своры собак, лужи, убожество быта». Согласен: завалившиеся дымоходы, полы с дырами, «поехавшие» лестницы и двери сеней, обитые клеёнкой и телогрейками – это убожество. Но сохраните старый камень, кованый металл, чугун коновязи...
Иду недавно по Студёной Горе – слякоть, месиво снега, дождь. Смотрю: знакомый забор из каменных столбов с кладкой из лекального кирпича, напоминающей каменных человечков, и кованой решёткой в стиле модерн у опять же бывшей Детской больницы. Сколько в городе осталось памятников этого изящного стиля, что бурно расцвел перед самой революцией? Помню, был дом на улице Фрунзе – снесён. «Модерн на Студёной» уже тоже отгорожен от кипящей по склону горы стройки забором из профлиста.
Многие секции старинного забора исчезли, некоторые погнуты и сильно съедены коррозией. Чей это забор, на чьём балансе? Не знаю, но глаз он всегда радовал, особенно когда свешивались через него на улицу узловатые цветущие ветви спиленных теперь лип. Будили они воображение. Воображение помещало сюда изящную чеховскую «даму с собачкой» в вуали и шляпке, бойких гимназистов, лоточников, дворников с бляхой, священников, офицеров.
Вдумчивый гость и горожанин оценит, спешащий – пройдёт мимо и, может, тоже оценит, но только после.
Хотелось про себя сказать забору, как старому другу: «Привет, модерн! Жив?». И очень печально говорить: «Прощай!» ещё одной уходящей старинной диковине нашего города.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции
